Предсказал царь Давид в псалмах, сделал пророчество пророк
Софония, нагадала языческая вещунья Сибилла. Когда увидите, что брат брата
выдает на смерть, что дети восстают против родителей, что жена оставляет мужа и
что один народ объявляет войну другому народу, что на всей земле великий голод
творится, великие бедствия и многочисленные несчастья, тогда узнаете, что
близок конец… Чего? Что говорите? Что все, что я тут перечислил, происходит
ежедневно, повсюду и кругом? И вовсе не в последнее время только, а извечно, в
круге времени?
Ха, ты прав благородный господин рыцарь с Габданком на
гербе, как и ты достопочтенный фратер от святого Франциска. Вы правы, кивая
головами и мины умные строя, и вы уважаемые господа, и вы монахи благочестивые,
и вы купцы добрые. Правы. Всюду зло и преступление. Ежедневно братоубийство,
повсеместно предательство, постоянно кровопролитие. Что ж, действительно,
наступил век измены, произвола и насилия, век непрестанной войны. Как же тогда,
если такое вокруг творится, распознать: уже конец света, али нет еще? По чем
это оценить? Какие знаки показаны будут? Какие signa et ostenta?
Головами, смотрю, все киваете уважаемые господа, добрые
граждане, праведные монахи. Ведаю, о чем думаете, ибо и я порой над тем
размышлял.
А может, думал я, без сигнала все содеется? Без оповещения?
Без предупреждения? Вот просто: бац! И конец, finis mundi?
[5]
Может, нет надежды на спасение? Может полное отсутствие праведных в Содоме?
Может, поскольку мы племя коварное, не будет знак нам подан?
Ну, не пугайтесь! Будет. Обещают это евангелисты. Как
канонические, так и апокрифичные.
Будут знаки на солнце, месяце и звездах, а на земле тревога
народов, беспомощных перед шумом моря и его лавиной. Силы небес содрогнутся.
Солнце затмится, месяц светить не будет, а звезды будут падать с небес. И
отвяжутся четыре ветра от своих основ. Movebuntur omnia fundamenta terrae,
[6]
задрожат земля и море, а вместе с ними горы и пригорки. И
снизойдет с неба голос архангела, и услышан будет в самых глубоких ущельях.
И на протяжении семи дней будут великие знаки на небе. А
какие будут, поведаю. Слушайте!
В первый день придет туча с севера. И будет из нея дождь
кровавый на всей земле.
Во второй же день земля будет сдвинута со своего места;
врата неба откроются на востоке и дым огня большого заслонит все небо. И будет
в тот день великий страх и ужас на свете.
В третий день застонут глубины земли с четырех сторон света,
и все пространство заполнится омерзительным смрадом серы. И будет так аж до
десятого часа.
В день четвертый диск солнца заслонится и будет темень
великая. Пространство будет мрачным без солнца и месяца, звезды прекратят свои
услуги. И так будет аж до утра.
В шестой день утро будет туманное…
Глава 1
в которой Рейневана, пытающегося напасть на след своей
любимой, встречают различные неприятности, в частности, наложенное на него
проклятие. В доме и во дворе, стоя, сидя и работая. А Европа тем временем
изменяется. Приспосабливая новую технику боя.
Утро было туманное, и как на месяц февраль достаточно
теплое. Всю ночь намечалась оттепель, на рассвете снег таял, отпечатки подков и
выдавленные колесами телег колеи моментально заполнялись черной водой. Оси и
валки в телегах скрипели, кони храпели, возницы сонно матерились. Насчитывающая
около трехсот повозок колонна двигалась медленно. Над колонной носился тяжелый,
удушающий запах соленой сельди.
Сэр Джон Фастольф сонно покачивался в седле.
После нескольких дней мороза вдруг настала оттепель. Мокрый
снег, падающий всю ночь, таял быстро. Расстаявший иней капал с елей.
– Гыыыр на них! Бей!
– Гаааа!
Шум внезапной драки всполошил ворон, птицы сорвались с голых
веток, оловянное февральское небо испещрила черная и подвижная мозаика,
насыщенный растаявшей влагой воздух заполнился карканьем. Лязгом и грохотом
железа. Криком.
Битва была короткой, но яростной. Копыта изрыли снежное
месиво, перемешали его с болотом. Кони ржали и тонко визжали, люди орали. Одни воинственно,
другие от боли. Началось внезапно, закончилось быстро.
– Ого-го! Заходиии! Заходииииии!
И еще раз. Тише, дальше. Эхо шарахалось по лесу.
– Ого-го-о-о! Ого-го-о-о-о-о!
Вороны каркали, кружась над лесом. Топот помалу удалялся.
Крики затихали.
Кровь окрашивала лужи, впитывалась в снег.
Раненый армигер услышал приближающегося всадника, его
встревожил храп коня и звон упряжи. Армигер охнул, попробовал подняться, но не
смог, напряжение усилило кровотечение. Из-под лат панциря сильнее
запульсировала карминовая струя, сплывая по металлу. Раненый сильнее уперся
плечами в поваленный пень, достал кинжал. Сознавая, насколько скверно это
оружие в руках того, кто не может подняться, имея пробитый копьем бок и
вывихнутую при падении с коня ногу.
Приближающийся гнедой жеребец был иноходцем, нетипичная
постановка ног сразу бросалась в глаза. Всадник на гнедом коне не имел на груди
знака Чаши, то есть, не был одним из гуситов, с которыми отряд армигера недавно
провел схватку. У всадника не было оружия. И не было доспехов. Он был похож на
обыкновенного путника. Раненому армигеру, однако, было известно, что сейчас, в
феврале месяце Года Господнего 1429, в районе Стшегомских холмов путников не
бывает. В феврале 1429 года по Стшегомским холмам и Яворской равнине не путешествовал
никто.
Всадник долго присматривался к нему с высоты седла. Долго и
молча.
– Кровотечение, – отозвался он наконец, –
надо остановить. Я могу это сделать. Но только в том случае, если ты отбросишь
прочь этот стилет. Если ты этого не сделаешь, то я отъеду, а ты управляйся сам.
Решай.
– Никто… – охнул армигер. – Никто не даст за
меня выкуп… Чтобы потом не получилось, будто я не предупредил…
– Бросишь стилет или нет?
Армигер тихо выругался, швырнул кинжал, сильно махнув
наотмашь. Всадник слез с коня, отвязал вьюки, с кожаной сумкой в руках встал
сбоку на колени. Коротким складным ножом перерезал ремни, соединяющие латы
нагрудника и наплечника. Сняв латы, распорол и раздвинул пропитавшийся кровью
акетон, низко наклонившись, заглянул.
– Неважно… – пробурчал. – Ох, неважно это
выглядит. Vulnus punctum, колотая рана. Глубокая. Я наложу повязку, но без
дальнейшей помощи нам не обойтись. Довезу тебя к Стшегому.