– В Чехии, – сказал через минуту
проповедник, – с нашим делом худо. После домажлицкой победы у Прокопа была
серия провалов. Он проиграл несколько битв, не справился с Пльзнем, сильно упал
в глазах братии. Такова уж человеческая натура: раз споткнешься – и тебя
заплюют, затравят и загрызут, о прежних заслугах и победах никто не вспомнит.
Этим воспользовалось умеренное крыло, те, которые всегда что-то замышляли,
чтобы договориться с Римом и Люксембуржцем. Ясное дело – пражский Старый Город,
ясное дело – наш старый знакомый интриган Ян из Пшибрама. И господа шляхта,
некогда для личной выгоды наперегонки пришивающие Чашу на родовые гербы, теперь
наперегонки ее отпаривают. И не только неофиты типа Менгарта из Градца и
калиустинцы покроя Боржека из Милетинка или Яна из Смиржиц; теперь образцом
умеренности и соглашательства служат наши старые товарищи, Божьи воины еще со
времен Жижки. Собрались вместе в Праге и хором кричат за мир. И за доброго
короля Сигизмунда на чешском троне. Прошу прощения – императора Сигизмунда. Ибо
ты должен знать, что год тому, на Зеленые праздники, у нас было большое
торжество. Новый папа, четвертый с именем Евгений, после прекрасно отпетой и им
лично отправленной мессы в соборе Святого Петра, перед алтарем Святого Маврикия
украсил благородный лоб Сигизмунда Люксембургского императорской короной. Таким
образом рыжая шельма стала римским императором и властелином всего христианства.
К большой радости тех, которые всегда были готовы ему пятки лизать. А когда он
воссядет в Градчанах, будут лизать ему жопу.
– А ты? – холодно спросил Рейневан. – Ты как?
Что ты будешь лизать новому хозяину, чтоб заслужить благосклонность? Или ты
предпочитаешь, всё-таки, торговаться с силезцами за Немчу, чтоб получить
наилучшую цену? И наняться на службу к полякам? Ты это собираешься делать?
– Нет, не это, – спокойно возразил Бедржих из
Стражницы. – Что-то другое. Я не признаю договор с Сигизмундом и пражских
соглашений. Я намерен собрать отряд и поехать в Чехию. На помощь Прокопу и
Сироткам. Еще не время сдаваться и отдавать троны. Еще повоюем. Что ты на это
скажешь?
– Я еду с тобой.
– А твои глаза? Они выглядят…
– Я знаю, как они выглядят. Я с этим справлюсь. Еду с
тобой хотя бы сегодня. Кого ты оставишь в Немчи? Пётра Поляка?
– Пётра, – помрачнел director, – год тому
поймали вроцлавцы. Держат в тюрьме и спорят за выкуп. Немчу я доверю кому-то
другому. Новому союзнику. О, легок на помине…
Скрипнула дверь, в комнату, наклонив мощную фигуру в дверном
проеме, вошел рыцарь с массивной челюстью и с широкими, как кафедральные
ворота, плечами. Рейневан вздохнул.
– Вы знакомы, правда? – спросил Бедржих. –
Рыцарь Гайн фон Чирне, хозяин замка Ниммерзат. Некогда служил во Вроцлаве, а с
недавних пор союзник Табора. Присоединился к нам после победы под Домажлицами.
Когда уже полностью наша взяла.
[385]
Рейневан уловил в голосе проповедника легкие нотки иронии. Если
Гайн фон Чирне их уловил тоже, то виду не подал.
– Господин Рейнмар из Белявы, – сказал он. –
Ну и ну. Кто бы подумал, что увижу живого.
– Вот именно. Кто?
– Я оставлю гарнизон в Вежбне и в отмуховском
замке, – подытожил Бедржих, хлопнув прислуге, чтобы принесли вина. –
А господина Гайна – в Немчи. Ну, разве что господин Гайн, всё-таки, пожелал бы
ехать с нами сражаться в Чехию…
– Премного благодарен, – раубриттер поправил меч и
сел. – Но это ваш, чешский бой. Я предпочитаю остаться здесь.
Старый монах-летописец из жаганьского монастыря августинцев
отогнал назойливую муху, мокнул перо в чернила. Рассмотрел его под светом и
начал писать.
«Произошло это в Год Господень 1434, в воскресенье in
crastino Cantinarum, ipso die XXX mensis Maii.
[386]
Солнце
тогда было in signo Geminorum et luna in gauda sive fine Piscium.
[387]
Когда из пражского Нового Города ушли Thaborites et Orphanos,
[388]
тронулись в след за ними господа католики и те из
каликстинцев, которые соглашения с императором Сигизмундом хотели. И настигли
их между Куржимом и Чешским Бродом, и были там nobiles barones et domini
[389]
Менгарт из Градца, Дзивиж Боржек из Милетинка, Алеш
Вржештёвский из Штернберка, Вилем Костка из Поступиц, Ян и Буриан из Гутштейна,
Пршибик из Кленове и Змрзлик из Свойшина, а с ними католический пан Ян
Швиговский, пльзенский ландфрид, контингент из Мельника, а также рыцари,
паноши, clients
[390]
и челядь Олдржиха из Рожмберка. Всех
вместе их было тринадцать тысяч вооруженных, в том числе тяжелой кавалерии
полторы тысячи коней. И выстроились они около села Гржибы.
На противоположной стороне, возле села Липаны, на склоне
Липской горы ожидала построенная таборо-сиротская рать, десять тысяч пехотинцев
и семьсот конных, скрытых в вагенбурге, построенном из четырехсот восьмидесяти
возов и охраняемом орудиями сорока хуфниц. И были там Прокоп, по прозвищу
Голый, capitanus et director secte Thaboresium,
[391]
и
проповедник Прокоупек dictus Parvus.
[392]
А также
военачальники: Ян Чапек из Сан, capitaneus secte Orphanorum,
[393]
Ондржей Кержский, capitaneus de Thabor, Йира из Ржечицы, Зигмунт из Вранова, Ян
Колда из Жампах, Рогач из Дубе и другие capitanei cum aliis ipsorum complicibus.
[394]