– Во всем, что касается брата, – проговорил
наконец недавний узник кармелитов, – я буду действовать решительно. Хотя
бы потому, что ты не очень-то представляешь себе, кто мог его убить. Не
прерывай! Кровная месть – дело серьезное. А у тебя, как ты сам сказал, нет ни
свидетелей, ни доказательств, единственное, что есть, – это домыслы и
предположения. Не прерывай, я же просил! Выслушай. Уедем, переждем, соберем
факты, доказательства, добудем средства. Создадим группу. Я помогу тебе. Если
меня послушаешь, обещаю, ты насладишься местью в полной мере. Трезво.
– Но…
– Я еще не кончил. Но в отношении твоей избранницы,
Адели, предложенный тобою план по-прежнему годен лишь псу под хвост. Однако что
ж делать, завернув в Зембицы, мы проделаем не очень большой крюк. А в Зембицах
многое прояснится.
– Ты на что намекаешь? А? Адель меня любит!
– А кто возражает?
– Шарлей!
– Слушаю.
– Почему каноник и ты так настаиваете на Венгрии?
– Потому что это далеко.
– А почему не Чехия? Тоже ведь далеко. Я Прагу знаю,
там у меня много знакомых…
– Ты что, в церковь не ходишь? Проповедей не слушаешь?
Теперь Прага да и вся Чехия – котел с кипящей смолой, можно крепко ошпариться.
А через некоторое время там скорее всего станет еще веселее. Дерзость гуситов
перешла все границы, столь наглой ереси не потерпит ни папа, ни Люксем-буржец,
ни саксонский курфюрст, ни ландграфы Майсена и Тюрингии, да что там, вся Европа
двинется на Чехию крестовым походом.
– Уже были, – кисло заметил Рейневан, –
антигуситские крестовые походы. Ходила уже на Чехию «вся Европа». И здорово
получила по шее. О том, как это происходило, мне совсем недавно рассказывал
очевидец.
– Достойный доверия?
– Безусловно.
– Ну и что? Получила и сделала выводы. Теперь
подготовится лучше. Повторяю: католический мир не потерпит. Это всего лишь
вопрос времени.
– Их терпят уже почти семь лет. Потому что вынуждены.
– Альбигойцев терпели сто. И где они теперь? Повторяю:
это всего лишь вопрос времени, Рейнмар. Чехи изойдут кровью, как изошел
Лангедок катаров. И методом, испытанным в Лангедоке, в Чехии тоже станут
истреблять всех подряд, предоставив Богу распознавать неповинных и верных.
Поэтому мы едем не в Чехию, а в Венгрию. Там нам могут грозить самое большее –
турки. Я предпочитаю турок крестоносцам. Турки, если говорить об «истреблении
неверных», не достают крестоносцам даже до пяток.
Лес стоял тихий, ничто в нем не шуршало и не пищало, вся
живность либо испугалась заклинаний, либо – что больше походило на правду –
просто угомонилась. Рейневан для верности кинул в огонь остатки трав.
– Завтра, – спросил он, – доберемся уже,
надеюсь, до Свидницы?
– Несомненно.
* * *
У езды по бездорожью оказались, как выяснилось, свои
недостатки. Например, выехав на дорогу, они никак не могли сообразить, откуда и
куда она ведет.
Шарлей постоял немного над оттиснувшимися в песке следами,
рассмотрел их, ругаясь себе под нос. Рейневан пустил лошадь к придорожной траве,
сам посмотрел на солнце.
– Восток, – рискнул он, – там. Значит, нам
скорее всего надо туда.
– Не умничай, – обрезал Шарлей. – Я как раз
изучаю следы и определяю, куда направлено основное движение. И утверждаю, что
нам надо… туда.
Рейневан вздохнул, потому что Шарлей указал в ту же сторону.
Он потянул лошадь и двинулся вслед за демеритом, бодро шагавшим в избранном
направлении. Спустя некоторое время вышли на распутье. Четыре совершенно
одинаково выглядевшие дороги вели на четыре стороны света. Шарлей гневно
заворчал и снова наклонился над оттисками подков. Рейневан вздохнул и начал
искать глазами травы. Походило на то, что без магического навенза не обойтись.
Кусты зашевелились, лошадь фыркнула, а Рейневан подпрыгнул.
Из зарослей вышел, подтягивая штаны, дед, классический
представитель местного фольклора. Один из бродячих попрошаек, сотнями
выпрашивавших подаяние у женских монастырей и еду по корчмам и крестьянским
дворам.
– Слава Иисусу Христу!
– Во веки веков, аминь.
Дед, разумеется, выглядел как положено типичному нищему. Его
сермяга была испещрена разноцветными латками, лыковые лапти и кривая клюка
говорили о том, что их владелец исходил немало дорог. Из-под драной шапки,
материал для которой поставляли в основном зайцы и кошки, выглядывали красный
нос и всклокоченная борода. В руке дед нес волочащуюся по земле торбу, а на шее
– висящую на веревке оловянную кружку.
– Помоги вам святой Вацлав и святой Винцент, святая
Петронелла и святая Ядвига, покровительница…
– Куда ведут эти дороги? – прервал литанию Шарлей. –
Которая будет в Свидницу, дедушка?
– Э-э-э? – приложил дед ладонь к уху. – Чего
говоришь?
– Куда, спрашиваю, дороги ведут?
– А-а-а… Дороги… Ага… Знаю! Вот энта идеть на Ольшаны…
А та к Свебодзицам… А вон та… Это… Ну… Подзабыл, как ево…
– Не важно, – махнул рукой Шарлей. – Я уже
понял. Если туда на Свебодзицы, то в противоположную сторону – на Становице,
что на стшегомском тракте. Значит, к Свиднице через Яворову Гуру ведет как раз
эта дорога. Будь здрав, дедок.
– Помоги вам святой Вацлав…
– А если, – на этот раз прервал Рейневан, –
если кто-нибудь станет тебя о нас выпытывать… Так ты нас не видел. Понятно?
– А чего ж не понять? Помоги вам святая…
– А чтоб ты хорошо помнил, о чем тебя просили, –
Шарлей пошарил в кошеле, – возьми-ка, дедушка, денежку.
– Батюшки-светы! Благодарствую! Помоги вам…
– И тебе тоже.
– Глянь, – Шарлей обернулся, прежде чем они
немного отъехали, – посмотри только, Рейнмар, как он радуется, как
ощупывает и обнюхивает монету, наслаждается ее толщиной и весом. Право же,
такая картина – истинная награда для дающего.
Рейневан не ответил, занятый наблюдением за стаей птиц,
неожиданно взлетевших над лесом.