Налеты продолжались до тех пор, пока двое из банды не были
расстреляны при нападении на продуктовый магазин, а третий не погиб при попытке
скрыться. Преступниками оказались трое молодых людей, за полгода до этого
вернувшихся из армии: Никитин Александр Васильевич, Коряк Федор Федорович,
Кузяков Степан Иванович. Их тела опознала одна из выживших жертв ограбления, и
дело закрыли.
Архивные документы рассказывали обо всем подробно, с
фотографиями, со свидетельствами очевидцев… Но Макар им не верил.
– Чушь собачья, – озвучил его мысли Бабкин,
разобравшийся в деле. – Посмотри на обстоятельства нападений: из девяти
случаев четыре – на квартиры пенсионеров, все из одного района – того, где у
Никитина жила сестра. Кстати, они у нее и останавливались, по-видимому. А
машина принадлежала ее мужу. Еще пять налетов – в разных районах Москвы, но их
объединяют жертвы: во всех квартирах проживали коллекционеры. Что там у них
пропадало? Ага, иконы, деньги… Понятно. Во всех случаях ограблений квартир
пенсионеров хозяева были дома. Думаю, потому так и шли, нахрапом, чтобы старики
дверь открывали. А там, где жертвами становились коллекционеры, в трех
квартирах во время нападения были их домашние, а две другие квартиры пустовали,
и двери попросту вскрыли. Скажу тебе прямо: не вяжется у меня забивание
стариков палками, а также тупая попытка ограбления магазина с кражей икон. А
вот и нож начал фигурировать в деле, – добавил он, вчитываясь. – Хозяин
квартиры, из которой вынесли деньги и редкие инкрустированные шкатулки, пытался
оказать сопротивление, и был заколот одним ударом. Довольно профессионально.
Это тебе не палками стариков бить.
– Есть еще кое-что, – заметил Илюшин. –
Посмотри на данные о тех троих, Никитине, Коряке и Кузякове. Они все родились и
выросли в разных местах: один в Подмосковье, второй в Луганске, третий – во
Владимире. И встретились только в Москве. Где бы ни жила Белова, она не могла
знать всех троих, а значит, не могла и сказать, что «они такие были с детства».
– Повесили на отморозков все, что смогли, –
подытожил Сергей. – Обычная практика. Значит, настоящих преступников не
нашли, однако нападения на коллекционеров прекратились. О чем это говорит? Вряд
ли эти убийцы тоже погибли – в такое совпадение я не верю. Значит, в мае
случилось что-то, что заставило их остановиться.
– Есть и другой вариант, – сказал Макар,
набрасывая на листе бумаги три фигурки с кривыми страшными лицами. – То,
что заставило их остановиться, случилось во время последнего ограбления. Либо…
Он замолчал, быстро рисуя непонятные Сергею закорючки вокруг
фигурок.
– Что?
– Они грабили не просто так, а что-то искали. И в конце
концов нашли.
Макар Илюшин шел к кирпичному зданию больницы, во дворе
которой прогуливались пациенты с посетителями, и думал о том, что смерть
Беловой может поставить точку в их расследовании. Ему была совершенно
безразлична судьба бывшей гардеробщицы: для него женщина имела значение лишь
потому, что могла вывести на след.
Все эти годы он ошибался, считая, что убийца Алисы либо
погиб в перестрелке, либо разбился в машине. Возможно, он жив до сих пор. И
тогда Макару необходимо его найти. Илюшин не произносил слова «месть», потому
что оно отдавало корридой, графом Монте-Кристо и стилетами – чем-то
театральным, напыщенным. А в его бесстрастном желании убрать человека, убившего
девушку, которая составляла жизнь двадцатилетнего Макара, не было ничего
театрального.
Белова лежала с закрытыми глазами на продавленной койке и не
открыла их, когда Илюшин подвинул стул и присел рядом, не обращая внимания на
заинтересованные взгляды других больных.
– Кто они? – негромко спросил он. – Зинаида
Яковлевна, кто они?
Женщина чуть шевельнула губами, и он наклонился к ней.
– Зачем тебе? – еле слышно проговорила она. –
Столько лет прошло…
– Вы знаете, где они сейчас?
Она наконец открыла глаза. Из угла правого, ближнего к
Макару, потекла мутная слеза.
– Не знаю, – обреченно выдохнула она. – Не
видела никого из них. Я сама-то столько лет пряталась, дома отсиживалась. А
семь лет назад не выдержала: чувствую, не могу больше, задыхаюсь в деревне. Вот
и вернулась. А жить-то все равно страшно!
– Я хочу найти их и убить, – обыденно сказал Макар
вполголоса. – Они мне нужны. Расскажите, Зинаида Яковлевна, прошу вас.
– Свидетель не соврал, а ошибся, – бросил он
Бабкину с порога, вернувшись из больницы. – Ему показалось, что грабитель
ударил Зинаиду Яковлевну ножом, и та начала падать. Однако видеть этого он не
мог – Белова стояла к нему спиной. На самом деле ей стало плохо, когда она
поняла, что произошло, и ее затащили в машину. Затем сказали, чтобы она
убиралась из города, иначе убьют.
– И где она спряталась?
– Говорит, в родной деревне.
– Разумно. «От бандитов прячься в глуши, от ментов – в
столице».
– Именно так. Но ей больше и некуда было ехать, а в
деревне родственники. Девять лет назад у них случился большой пожар, и после
него она соврала, что все ее документы в нем-то и сгорели. В
суматохе-неразберихе ей выдали новые, на новую фамилию. Точнее, на старую –
Белова она по покойному мужу. Зинаида Яковлевна осмелела и вернулась обратно,
устроилась дворником. И до сих пор боится, что те трое ее найдут.
– Кто они, Белова сказала?
– Да. Поэтому исследовать ее биографию нам больше не
нужно. Ищем вот этих людей. – И Макар положил на стол записную книжку,
открытую на странице с одной-единственной фамилией.
Лето 1984 года. Село Кудряшово.
Несколько дней Николай ходил, погруженный в себя. Со стороны
он выглядел чуть более задумчивым, чем обычно, но в мыслях его возникали и
рушились целые миры, в центре которых был он, простой тракторист Коля Хохлов.
Николай опасался любопытных расспросов и внезапного пристального внимания жены,
которая с недоверием поглядывала на русалку, а потому старался контролировать
себя на людях. Ни к чему ему сейчас расспросы.
Словно человек, поймавший золотую рыбку и обдумывающий три
желания, Николай прикидывал, о чем попросить русалку так, чтобы желание его
устроило. Он боялся, хотя красавица из Марьиного омута об этом ничего не
говорила, что количество желаний будет ограничено, и старался как можно полнее
и лаконичнее сформулировать их в уме.
– Просто сказать – жизнь изменить, – бормотал он
под шум работающего трактора. – Нужно еще объяснить, как именно менять.
Значит, сначала надо самому понять.
После трех дней раздумий и примерок на себя разных судеб
Николай решил окончательно: в Кудряшове он не останется. Поедет в Одессу.
Почему именно в Одессу, он не мог бы толком объяснить, но знал, что хочет туда
– к морю, чайкам, кораблям в порту и небрежно сплевывающим морячкам, видевшим
полмира. Оставалось решить вопрос с родней и Фаиной. Николай не знал, может ли
русалка сделать так, чтобы он исчез из их жизни, как будто его и не было, но
предполагал, что не может. «Просто так исчезнуть – нельзя, не по-человечески
это. Файка убиваться станет… да и родители. Что ж придумать-то такое?»