— А кто у вас теперь дворником? — спросила
Надежда, обретя на время способность разговаривать.
Маргарита Ивановна засмеялась.
— Ой, это отдельная история, интересная. Как похоронили
Евдокию, прошло несколько дней, приходят из ЖЭКа Лешку, сына ее, выселять.
Потому что площадь у них была ведомственная, полагалась дворнику. Лешка
расстроился, деваться-то некуда, стал проситься в ЖЭК на работу, чтобы квартиру
оставили. Пристроили его временно дворником, другую работу побоялись давать,
потому что, сами понимаете, если сантехником — так может по пьяному делу весь
дом залить, а электриком — так еще током дернет насмерть, отвечай за него
потом. Ну метет он помаленьку, мусор убирает, а тут одна женщина из соседнего
подъезда вдруг просит его люстру повесить. Если электрика вызывать, то это же
надо деньги платить, а Лешка парень не жадный, он и за так сделает.
В общем, влез он на стул, а люстра какая-то бракованная
оказалась. И как хватанет Лешку током! Другой бы насмерть, а Лешку сразу со
стула сбросило, поэтому он не успел долго в контакте быть. Значит, лежит он на
полу без сознания, та, хозяйка-то, перепугалась насмерть, трясет его,
искусственное дыхание делает. Очнулся он и сначала ничего не помнит, минут
десять так просидел, а потом все нормально. И, самое интересное — пить с того
момента вовсе бросил! Такой стал — аккуратный, хозяйственный, люстру той
женщине повесил и еще много чего переделал. Так что теперь, может, квартира
Евдокиина скоро освободится, потому что Лешка к той женщине переедет. А на
работу он устроился дежурным электриком, потому что люди говорят, что если один
раз его электричество пощадило, то больше никогда не тронет.
— Сомнительно что-то, — в очередной раз
отплевавшись, вымолвила Надежда.
— Насчет электричества — сомнительно, а что пить бросил
— это точно. Участкового Павла Савельича я тут недавно встретила, так он тоже
удивлялся. Не закрывайте рот.
Ив таком духе продолжалось еще полчаса. Отмучившись наконец,
Надежда про себя сделала выводы, что Евдокию в доме если и вспоминают, то
недобрым словом из-за массы мелких гадостей, которые она успевала сделать людям
при жизни.
— Да Бог с ней совсем! — Маргарита Ивановна
махнула рукой. — Уж если Майя ее простила…
— , А кто такая Майя? — вскинулась Надежда.
— Да это так тут, соседка, — неохотно ответила
Маргарита.
— Убийцу до сих пор не нашли, — Надежда
сознательно повернула разговор в сторону. — Да и найдут ли, никто его не
видел…
— Да. — Маргарита Ивановна смотрела решительно на
Надежду. — Сложное у меня положение, но, как говорится, не могу молчать. В
общем, есть у нас тут одна… Майя Борисовна. Тихая женщина, сейчас одинокая. А
раньше жила вдвоем с сыном. Сын учился в институте, а потом заболел, бросил,
потом снова поступил.., да время-то упустил, ну, в общем, выследила его Евдокия
и навела этих, из военкомата. У нашей Евдокии просто страсть какая-то была,
ходила по квартирам выискивала призывников и повестки им вручала. Причем из
чистой, так сказать, любви к искусству. Потому что денег ей за это никаких не
платили.
Бывает, домой ее не пустят, так она могла парня часами у
подъезда караулить. Так и в этом случае. Мать просила, ему и всего-то отсрочку
нужно было небольшую, но парень, сын-то, стал там разговаривать резко, всех
против себя восстановил, не по злобе, а по неопытности, так-то мальчик хороший
был.., в общем, отправили его в Чечню.
— Ужас какой!
— Да, а сын-то единственный. И Майя наша заболела, а
когда он там пропал без вести, то она и вовсе стронулась. Стала в церковь
ходить, больше, говорит, никто не поможет. И все ходила и ходила, и днем и рано
утром…
— В шесть утра? — перебила Надежда, вспомнив,
когда начинается утренняя служба в церкви.
— Ну да, — обрадовалась Маргарита Ивановна. —
В общем, с неделю так назад Бог внял ее мольбам, пришло письмо от сына из
госпиталя. Ранен, но руки-ноги, голова целы, то есть калекой не будет. Встречаю
я Майю, она и говорит, что хоть Евдокии желала всего самого худшего, что,
кстати, и случилось, но теперь у нее не то чтобы совесть проснулась, а чувство
справедливости.
Сын скоро вернется, она на радостях мне и призналась, что в
то утро, когда Евдокию убили, она тоже в шесть утра на службу церковную шла,
как обычно. Майя живет на третьем этаже, значит, выходит она из квартиры,
Евдокия где-то наверху ведрами гремит. И вдруг лифт вниз поехал, Майя думала,
что это Евдокия за чем-нибудь спускается, и спряталась за решетку, которая
батарею закрывает, там угол темный.
— А чего же она Евдокию боялась? Самое страшное та ей
уже сделала.
— Она не Евдокию, а себя боялась, говорила, что не
может с Евдокией встречаться, хотелось убить ее на месте. Учтите ее состояние, —
добавила Маргарита Ивановна, — от сына ни слуху ни духу, ясно только, что
он в Чечне, а Евдокия ведь при встрече обязательно норовила спросить, как
сыночку служится и пишет ли маме письма.
— Ну и сволочь!
— Да уж, такая была. И вот, спряталась она, а тут
открывается входная дверь и входит человек.
— Какой человек? — вскрикнула Надежда.
— Вот и к делу подошли. Майя говорит — человек как
человек, нормальный, в общем. Мужчина, нестарый еще, но в возрасте. Росту
невысокого, но крепкий по виду. Волосы седоватые. Никаких особых примет она не
обнаружила, разве что голову немного набок держит. И шеей так поводит, как
будто ему воротник мешает. Майе не хотелось, чтобы он ее заметил, неудобно
было, что прячется.
— Может, это ей жизнь спасло… — пробормотала
Надежда. — Ас чего вообще-то она взяла, что это убийца?
— А с того, что одет был мужчина в куртку неприметную и
как-то странно ее придерживал И Майя потом только догадалась, что у него снизу
торчало.
— Что торчало — нож? — недоуменно спросила
Надежда.
— Да не нож, — досадливо отмахнулась Маргарита
Ивановна. — Стебель розы.
Она насладилась произведенным эффектом и продолжала:
— Понимаете, роза-то ведь была на очень длинном стебле,
я точно помню.
— Эти розы, темно-красные, всегда с длинными стеблями,
сорт такой, — радостно подхватила Надежда. — Не мог же он нести ее на
виду, кто-нибудь бы заметил и потом вспомнил. Он спрятал ее под куртку, нес
осторожно, чтобы не сломать, поэтому и придерживал куртку, а роза ведь могла
соскользнуть вниз. А дальше что было?
— Дальше Майя выскочила на улицу, пока он поднимался
наверх, потому что лифт приехал пустой, это Евдокия просто спускала ведра с
грязной водой. Майя пошла себе в церковь, а про человека и про розу догадалась
уже вечером. Когда ей рассказали, что Евдокию убили. И никуда, естественно, не
обратилась, потому что испугалась, что на нее подумают — мотив-то у нее был
самый что ни на есть распрекрасный.
— А теперь что изменилось? — Надежда внимательно
посмотрела Маргарите в глаза.