Но в этот момент дверь с грохотом распахнулась.
— Слушай, Копли, — завелся мистер Толбой, точно механическая дрель, — ты руководствовался хотя бы какими-нибудь моральными принципами, когда рылся вчера вечером у меня в столе, в моих личных вещах?
— Ради всего святого, — простонал мистер Копли, — не поднимай шум. У меня раскалывается голова.
— Меня не волнует твоя голова, — возразил мистер Толбой, с возмущением резко захлопнув за собой дверь. — На моем столе прошлым вечером лежал конверт с пятьюдесятью фунтами, он пропал, а эта старуха миссис Крамп сказала, что видела тебя у моего стола, ты копался в моих бумагах.
— Твои пятьдесят фунтов у меня, — с достоинством ответил мистер Копли. — Я положил их в безопасное место для твоего же блага. И хочу сказать тебе, Толбой, что ты поступил совершенно бездумно, оставив эту свою личную вещь на столе на всеобщее обозрение других сотрудников. Это не честно. Тебе бы следовало быть более осмотрительным. И еще, я не рылся, как ты изволил выразиться, в твоем столе. Я элементарно искал бумаги по «Нутраксу», а когда стал закрывать ящик, конверт выпал мне в руки.
Копли наклонился, чтобы открыть ящик, испытывая при этом ужасный приступ головной боли и полной растерянности.
— Ты хочешь сказать, — начал мистер Толбой, — что ты приложил все усилия для того, чтобы отнести мои деньги в свой чертов кабинет...
— В твоих же интересах, — ответил мистер Копли.
— К дьяволу интересы! Почему, черт возьми, тебе не пришло в голову оставить их на месте и не мешаться под ногами?
— Ты не понимаешь...
— Я понимаю, — перебил его Толбой, — что ты обыкновенный старый во все вмешивающийся идиот. Что ты везде суешь свой нос, где не надо...
— На самом деле, мистер Толбой...
— Какое тебе дело?
— Это касается всех, — сказал мистер Копли. Он так разозлился, что почти забыл про свою головную боль, — кто имеет хоть каплю сострадания в своем сердце. Я значительно старше тебя, Толбой, и в мои дни молодому менеджеру группы было бы стыдно оставить рабочее место, не удостоверившись в том, что все готово к выпуску рекламы в завтрашнем номере газеты. Как ты упустил из виду, что такая реклама должна попасть на первую полосу? Это за пределами моего понимания. Может быть, ты также не в курсе, что «Морнинг стар» получила материал только в пять минут седьмого — пять минут седьмого. И вместо того, чтобы применять какие-либо меры...
— Не тебе учить меня работать, — отрезал мистер Толбой.
— Прошу прощения, я думаю, что мне.
— Как бы там ни было, разве это имеет какое-либо отношение к разговору? Дело в том, что ты суешь свой нос в мои личные дела...
— Это не так. Конверт выпал...
— Это — гнусная ложь.
— Прошу прощения, но это правда.
— Перестань извиняться, словно ты омерзительная прислуга.
— Оставь меня в покое! — завопил мистер Копли.
— Я не покину твою чертову комнату, пока не получу Разумных объяснений.
— Ты должен передо мной извиниться.
— Перед тобой? — Толбой едва не потерял дар речи. — Ты!.. Хорошо, но почему ты тогда не соизволил позвонить и предупредить меня?
— Тебя не было дома.
— Откуда ты знаешь? Хочешь сказать, что ты пытался мне дозвониться?
— Нет. Я знал, что тебя нет, потому что видел тебя на улице.
— Ты видел меня и не удосужился подойти и обо всем мне рассказать? Да-а, Копли, ты и вправду хочешь убрать меня с дистанции и забрать себе все заработанные деньги. Я в этом и не сомневался.
— Как ты смеешь так думать?
— Да еще все твои разговоры про посторонних сотрудников. Это явное лицемерие. Конечно, я подумал сначала, что одна из уборщиц могла взять конверт себе. Я сказал миссис Крамп...
— Ты обвинял миссис Крамп?
— Я не обвинял ее. Я просто сказал, что не могу найти свои пятьдесят фунтов.
— Как это на тебя похоже, — заметил мистер Копли.
— И, к счастью, она заметила тебя у моего стола. Иначе я мог бы навсегда попрощаться со своими денежками.
— Ты не имеешь права так говорить.
— У меня, черт возьми, больше прав говорить так, чем у тебя красть мои деньги.
— Ты хочешь сказать, что я вор?
— Да, хочу.
— В таком случае, я посмею назвать тебя негодяем, — возмутился мистер Копли. — Да, ты — наглый негодяй. И если бы ты заработал эти деньги честно, в чем я очень сомневаюсь, сэр, очень сомневаюсь...
Тут в дверях показался длинный нос мистера Брэдона.
— Я хотел сказать, — пролепетал он взволнованно, — простите за беспокойство и все такое и примите поздравления мистера Хэнкина. Но он просит вас вести себя немного потише. Он в соседней комнате принимает мистера Саймона Брозерхуда.
Последовала долгая пауза, во время которой обе спорящих стороны поняли, что стены в офисе между кабинетами невероятно тонкие. Мистер Толбой сунул найденный конверт в карман.
— Хорошо, Копли, — сказал он, — я не забуду твоего доброжелательного вмешательства.
Он шмыгнул в коридор.
— О боже, боже, — застонал мистер Копли, обхватив голову руками.
— Что-то случилось? — поинтересовался мистер Брэдон.
— Пожалуйста, уходите, — умолял мистер Копли, — я чувствую себя ужасно.
Мистер Брэдон удалился тихой, кошачьей походкой. Его лицо изображало негодование. Он нагнал мистера Толбоя возле проходной, когда тот о чем-то секретничал с миссис Джонсон.
— Я хотел спросить, Толбой, — начал мистер Брэдон, — что с Копли? Он выглядит замученным. Вы ссорились?
— Что бы мы там ни делали, это не твое дело, — ответил Толбой и отвернулся к женщине. — Хорошо, миссис Джонсон, я схожу к миссис Крамп и объяснюсь с ней
— Очень на это надеюсь, мистер Толбой. И в следующий раз, когда вы захотите оставить в своем рабочем кабинете какие-либо ценные вещи, я буду вам очень признательна, если вы отдадите их мне и позволите спрятать в безопасном месте. Подобного рода неприятности нам ни к чему: мистер Пим будет не в восторге, если узнает об этом.
Толбой пошел к лифту, не удостоив миссис Джонсон Светом.
— Кажется, атмосфера была сегодня утром не из благоприятных, миссис Джонсон, — заметил мистер Брэдон. — Даже у верховных гениев могут быть проблемы. А справедливое негодование обрушивается на вас, от чего искрятся ваши глаза и розовеют щеки.
— Довольно, мистер Брэдон. Что подумают мои ребята, когда услышат, что вы надо мной смеетесь? Да, многие норовят это сделать. Но я должна защищать своих сотрудников. Среди них нет ни одного, кому бы я не доверяла, и это неправильно — обвинять их безосновательно в чем бы то ни было.