Корабельные новости - читать онлайн книгу. Автор: Энни Прул cтр.№ 46

Вот бы чучела с Фортуны

И космачей с Больших Берегов

В большие мешки засунуть

И завязать поверх голов.

А как мешок порвется,

Космач враз заплюется.

— Слышал такую песню? Так вот, вернемся к нашим камням. Порт Спасительный славится своим широким камнем, который называется Каравай, а дальше у них есть Кухонный камень. Зловонные острова окружены плохой водой: там одни рифы да мелководья. Но и у них есть Клеопатра и Цап-камень. Возле островов Фого тоже опасно, потому что на их камнях разбилось много кораблей. Я тут родился и вырос, поэтому знаю здесь все вдоль и поперек. А из тех, которые выходит из воды, я знаю Танцора, Щербатого Старика, Ирландский Камень, Хибару и Инспектора, который норовит проинспектировать твое днище. Смотри, отсюда уже виден Пристальный остров. Я уже три года здесь не был. Я тут родился, вырос и жил, в смысле, в то время, когда был на суше, пока мне не исполнилось сорок лет. Я долго ходил на судах и нанимался на крупные транспортники. Потом побывал в двух штормах и решил, что третий я хочу пережить в родных водах. Под этой водой лежит много моей родни, так что она для меня уже стала родной. Вот я и перестал ходить в открытое море и стал рыбачить возле берега. Мы с Джеком Баггитом давно вместе, хотя он сам родом из Мучного Мешка. Его мать была двоюродной сестрой моей матери. По нам этого не скажешь, но мы с ним ровесники, только Джек стал крепче, а я съежился. Правительство переселило нас с Пристального в шестидесятых. Там, правда, все еще стоят наши дома, крепкие и ровные, несмотря на то что пустуют тридцать лет. Сам увидишь. Да, они выглядят крепкими.

— Как наш дом на мысе, — сказал Куойл. — Он хорошо сохранился, даже простояв сорок лет без присмотра.

— На самом деле этот дом много чего помнит, — сказал Билли.

Остров Пристальный поднимался перед ними, как настоящая скала. Перед внушительным массивом острова воду взрезали камни. Вокруг них кружила пена.

— Это Дом-Камень. Мы все произошли от него. — Он направил ялик к южному склону острова.

Билли трудился, проводя ялик между невидимыми мелями и подводными камнями. Суденышко нацелилось на стену из красного камня. Волны бились о борта лодки. У Куойла пересохло во рту. Они плыли практически по пене. Даже в нескольких метрах от отвесной скалы он по-прежнему не видел места, где можно было бы высадиться на берег. Билли направил ялик к неясной тени. Рокот мотора отражался от скал и возвращался к ним мощными порывами, потом снова уходил к камням, проносясь над ониксовой водой.

Они зашли в узкую расщелину. Куойл мог протянуть руку и коснуться камня. Стена скалы постепенно отходила в сторону, расщелина становилась шире и уходила налево. Постепенно они вышли в маленькую бухту, окруженную сушей. На земле виднелось пять или шесть домов, белое здание, церковь с кривой колокольней и обветшалыми стенами. Куойл даже не представлял себе, что существуют такие укромные и заброшенные уголки. Безжизненность и труднодоступность этого места наводила на мысль о могиле.

— Странное место, — сказал Куойл.

— Это остров Пристальный. Раньше жители Якорной Лапы говорили, что здешние островитяне были знамениты двумя качествами: они лучше всех чуяли рыбу и знали о вулканах больше всех ньюфаундлендцев вместе взятых.

Билли вывел ялик на берег, заглушил мотор и вытащил его на песок. Густую тишину нарушал только звук капающей с лопастей мотора воды да скрипучие крики чаек. Билли откашлялся, сплюнул и показал на изгиб суши, на котором стояли дома.

— Вон там мы раньше жили.

Когда-то дом был выкрашен в красный цвет, но ветер, время и соленые брызги сделали его грязно-розовым. Билли подхватил пакет и зашагал по песку, оставляя на нем каблуками полукруглые отметины. Он привязал лодку к трубе, торчавшей из камня. Куойл поплелся за ним. Они слышали только шелест своих шагов и шепот волн.

— Когда мой отец был мальчишкой, здесь жили пять семей: Притти, Пулы, Сопсы, Пили и Каслеты. Дети из этих семей все переженились друг на друге, так что мы тут были как родственники. Да, скажу я тебе, вот это были добрые, хорошие люди. Только они все ушли, и о них уже мало кто помнит. Теперь каждый за себя.

Он попытался поднять поросшую травой часть изгороди, но она развалилась прямо у него в руках. Ему удалось расчистить только ее кусок, который он аккуратно укрепил камнями. Они вместе подошли к возвышению, откуда было прекрасно видно море. Именно благодаря ему остров получил свое название. Это была высокая часть утеса, поросшая елью с одной стороны, обложенная низкой стеной из камня — с другой. Куойл увидел всю чашу залива, и часть огромного пространства открытого моря, и далекие суда, идущие в Европу или Монреаль. Под ним двигалась и дышала жидкая бирюза. На севере поблескивали искорками света два айсберга. А в другой стороне был виден дым из труб Якорной Лапы. Далеко на востоке угадывалась еле различимая полоса.

— Отсюда они видели каждый корабль. А летом сюда гоняли коров. Ни у одной коровы Ньюфаундленда не было возможности любоваться таким видом.

Дорога к кладбищу заросла вереском и мхом. Грубоватые ограды из частокола окружали кресты и деревянные таблички. Многие уже лежали на земле, и буквы на них уже не угадывались в холодном солнечном свете. В уголке, поросшем травой. Билли Притти встал на колени. Верхняя часть деревянной таблички, к которой он наклонился, была украшена тремя резными дугами, чтобы сделать ее похожей на камень. Написанные краской буквы по-прежнему можно было сложить в слова:

У. Притти

Родился в 1897, умер в 1934

Его дух не сломили ни шторм, ни прибой,

Даруй же Господь ему вечный покой.

— Это мой бедный отец, — сказал Били Притти. — Мне было пятнадцать, когда он умер.

Он отошел в сторону и стал выпалывать траву из рамки в форме гроба, которая была увенчана этой табличкой. Бордюр был украшен все еще четким рисунком с черными и белыми ромбами.

— Это я красил, когда был здесь последний раз, — сказал Билли и достал из пакета банки с краской и две кисточки. — Сейчас я выкрашу ее снова.

Куойл задумался о своем отце и о том, что тетушка сделала с его прахом. Никакой церемонии проводов не было, значит, прах еще должен быть у нее. Может быть, им тоже надо поставить табличку? Он почувствовал легкую печаль об утрате.

Внезапно он вспомнил отца, увидел на земле след из вишневых косточек, идущий от сада к лужайке, по которой он ходил и ел вишни. Этот человек обожал фрукты. Куойл помнил странные темные груши, формой и размером напоминавшие инжир, и то, как отец их надкусывал, было очень похоже на клюющую птицу. Запах фруктов в доме, горы кожуры и огрызков в мусорном ведре, остовы от виноградных гроздей, персиковые косточки, как куриные мозги, лежащие на подоконниках, и кожура от банана, красующаяся, как перчатка на приборной доске машины. В подвале на верстаке в опилках были целые галактики семян и орехов, а длинные финиковые косточки напоминали межпланетные корабли. В холодильнике была клубника, а в июне они останавливали машину где-нибудь на проселочной дороге, и его отец ползал на коленях, собирая землянику. Еще он помнил пустые полусферы грейпфрутов, похожие на черепа, и глобусы из мандариновой кожуры.