Шуаны, или Бретань в 1799 году - читать онлайн книгу. Автор: Оноре де Бальзак cтр.№ 48

— Она посылает мне свою визитную карточку, — улыбаясь, сказала девушка.

Тотчас же раздался многоголосый окрик «Кто идет?», переносясь от часового к часовому, от замка до ворот Св. Леонарда, указывая шуанам на бдительность жителей Фужера, так хорошо охранявших даже наименее уязвимую часть городских укреплений.

«Это она, и это он!» — сказала себе Мари.

Молниеносно возникло у нее решение выследить маркиза и захватить его врасплох.

— Но я без оружия! — воскликнула она.

Она вспомнила, что, уезжая из Парижа, бросила в одну из своих дорожных картонок изящный кинжал, некогда принадлежавший какой-то султанше: отправляясь на театр военных действий, Мари решила захватить его с собою, как иные чудаки запасаются альбомами, чтобы записывать в них мысли, какие явятся у них в путешествии; но тогда ее не столько соблазняла перспектива пролить чью-то кровь, сколько удовольствие носить этот красивый канджар, украшенный драгоценными каменьями, играть светлым как взгляд клинком. Три дня назад, когда она хотела покончить с собою, чтобы избежать той гнусной пытки, какую готовила ей соперница, она горячо пожалела, что оставила свое оружие в картонке. Теперь она мигом вернулась домой, разыскала кинжал, заткнула его за пояс, закуталась в длинную шаль, подобрала волосы под черное кружево, надела широкополую шуанскую шляпу, принадлежавшую одному из слуг в ее доме, и с той догадливостью, какую иногда порождают страсти, взяла с собой перчатку маркиза, которую Крадись-по-Земле дал ей в качестве охранного знака; затем, ответив перепуганной Франсине: «Что поделаешь! Я пошла бы на поиски его даже в ад», — она вернулась на бульвар.

Молодец стоял на прежнем месте, но уже один. Судя по тому, куда он направлял подзорную трубу, он, должно быть, с тщательным вниманием командира рассматривал переправы через Нансон, Лестницу королевы и тот путь, который от ворот Св. Сульпиция поворачивает к церкви и, обогнув ее, соединяется с большими дорогами, защищенными крепостными пушками. Мадмуазель де Верней быстро сбежала по узким тропинкам, проложенным козами и пастухами, выбралась на Лестницу королевы, спустилась на самое дно ущелья, перешла через Нансон и пересекла предместье. Как птица в пустыне, она инстинктивно угадывала путь среди опасных обрывов в скалах Св. Сульпиция, достигла вскоре скользкой дороги, проложенной по гранитным уступам и, невзирая на кусты дрока, колючий терновник и острые мелкие камни под ногами, стала взбираться по крутому склону с такой энергией, какая, пожалуй, неведома мужчинам, но порою вспыхивает в женщине, охваченной страстью. Ночь застала Мари в то время, когда она поднялась к вершинам и при свете бледных лучей луны пыталась разглядеть, по какой дороге пошел маркиз; упорные поиски оказались бесплодными, и тишина, царившая вокруг, указывала, что шуаны и их предводитель исчезли. Страстный порыв сразу угас вместе с надеждами, его породившими. Очутившись одна, ночью, в незнакомом крае, охваченном войною, она принялась размышлять, вспомнила наставления Юло, выстрел г-жи дю Га и вздрогнула от страха. Ночная тишина, столь глубокая в горах, позволяла расслышать даже шорох листочков, скользивших по граниту, и эти легкие звуки, грустно трепетавшие в воздухе, лишь подчеркивали царившие тут одиночество и безмолвие. Яростный ветер гнал облака; чередование света и тьмы придавало самым безобидным предметам облик фантастический и грозный, усиливая ужас Мари. Она обратила взгляд к Фужеру, где огоньки в домах сверкали, словно земные звезды, и вдруг ясно различила башню Попугая. Стоило пройти небольшое расстояние, и она оказалась бы дома, но это расстояние было пропастью. Мари вспомнила, какие бездны зияли у края узкой тропинки, по которой она поднималась, и поняла, что возвращаться в Фужер опаснее, чем продолжать путь. Она подумала, что перчатка маркиза устранит все опасности ее ночной прогулки, даже если шуаны захватили окрестности города. Надо было страшиться только г-жи дю Га. Но при этой мысли Мари стиснула рукоятку кинжала и двинулась вперед, стараясь держать направление к дому, кровлю которого она увидела меж деревьев, когда поднялась на скалы Св. Сульпиция; но шла она медленно, ибо до тех пор еще не знала, как мрачное величие ночи гнетет одинокое существо среди дикой местности, где со всех сторон высокие горы склоняют головы, словно столпившиеся вокруг исполины. Не раз она вздрагивала от шелеста своего платья, цеплявшегося за кустарник, не раз ускоряла шаг и вновь замедляла его, думая, что настал ее последний час. Но вскоре обстоятельства приняли такой характер, что перед ними, пожалуй, отступили бы самые отважные мужчины, и мадмуазель де Верней охватил ужас, — тот ужас, который настолько напрягает пружины жизни, что все в человеке доходит до предела — и сила и слабость. Существа самые робкие совершают тогда неслыханные подвиги, а самые смелые лишаются рассудка от страха. На недалеком от себя расстоянии Мари услышала странные звуки, то смутные, то явственные, подобно тому как ночь была то темной, то светлой; звуки эти говорили о смятении, беспорядочном шествии какого-то полчища, и слух уставал улавливать их; они исходили откуда-то из недр земли, которая, казалось, дрожала под ногами несметного множества идущих людей. На мгновенье блеснул лунный свет, и мадмуазель де Верней увидела в нескольких шагах от себя длинную вереницу ужасающих фигур; они колыхались, словно колосья в поле, и скользили, как призраки; но едва она их заметила, тотчас спустилась тьма и, подобно черному занавесу, скрыла от нее эту зловещую картину и сверкающие желтые глаза. Она отпрянула и взбежала на верхний край откоса, спасаясь от трех страшных фигур, приближавшихся к ней.

— Ты его видел? — спросил чей-то голос.

— Нет, только почуял холодный ветер, когда он прошел мимо меня, — ответил другой хриплый голос.

— А меня обдало сыростью и запахом могилы, — сказал третий.

— Какой он? Белый? — продолжал первый.

— Почему же, — спросил второй, — только он один вернулся из всех, кто умер у Пелерины?

— Ну, как «почему»? — ответил третий. — Людям из братства Сердца господня во всем поблажка. А все-таки, знаешь, по-моему, лучше умереть без покаяния, чем вот этак, как он, бродить по ночам привиденьем, без еды, без питья, без крови в жилах.

— А-ах!

Этот возглас, или, вернее, этот дикий вопль, вырвался у всех трех шуанов, когда один из них указал пальцем на стройную фигуру и бледное лицо мадмуазель де Верней, которая бежала с непостижимой быстротой и так бесшумно, что они не слышали ее шагов.

— «Вон он!» — «Вот!» — «Где?» — «Там!» — «Нет, вон там!» — «Ушел?» — «Нет!» — «Да!» — «Видишь его?»

Слова эти раздавались, как однообразный ропот волн на песчаном берегу моря.

Мадмуазель де Верней смело шла по направлению к дому и смутно видела скопище людей, которые разбегались во все стороны, когда она приближалась к ним, и явно испытывали панический страх. И Мари словно несла какая-то неведомая сила, подчинив ее своей власти; необъяснимой была для нее легкость собственного тела; и это еще больше усиливало ее ужас. На пути перед нею то и дело во множестве вырастали темные фигуры, как будто поднимаясь из земли, в которой они покоились, и Мари слышала их нечеловеческие вопли. Наконец она не без труда добралась до опустошенного сада с разрушенной живой изгородью и сломанным забором. Часовой остановил ее, она показала ему перчатку. В эту минуту луна осветила ее лицо, шуан, уже направивший на Мари ружье, выронил его из рук, издав хриплый крик, который гулко прокатился по полям. В глубине сада она различила большое строение, где светилось несколько окон, — признак, что там были жилые комнаты, и тогда она подошла к стене этого дома, не встретив по дороге никаких препятствий. В первое окно, к которому она подкралась, она увидела г-жу дю Га и предводителей мятежников, приезжавших в Виветьер. Потрясенная этим зрелищем и чувством опасности, она отпрянула к небольшому окошечку, забранному толстой железной решеткой, и увидела в длинном сводчатом зале маркиза, — он был в двух шагах от нее, одинокий, печальный. Он сидел на грубом стуле перед очагом, и красноватые мерцающие отблески пламени, озарявшие его лицо, придавали этой сцене призрачный характер. Дрожа всем телом, девушка стояла неподвижно, прильнув к железным брусьям, надеясь, что глубокая тишина позволит ей услышать слова маркиза, если он заговорит. Она видела, что он удручен, измучен, бледен, и радовалась, что она стала одной из причин его печали; затем гнев сменился состраданием, сострадание перешло в нежность, и внезапно Мари поняла, что сюда ее привела не только жажда мести. Маркиз поднялся, повернул голову и остолбенел, увидев, как в тумане, лицо мадмуазель де Верней. С нетерпеливым и презрительным жестом он громко сказал: