И она умолкла. Но сквозь румянец, горевший на ее лице, Юло и Корантен, казалось, видели, что гнев и бред безумия не совсем угасили в ней стыдливость. Она вся затрепетала, произнося последние слова своей речи, мысленно вновь вслушалась в них, словно усомнилась, что могла их произнести, и, вздрогнув, наивно сделала тот невольный жест, которым женщина удерживает спадающее с плеч покрывало.
— Но ведь он был у вас в руках! — сказал Корантен.
— Возможно, — с горечью ответила она.
— Зачем вы остановили меня, когда я хотел арестовать его? — спросил Юло.
— Ах, командир, мы ведь не знали, что это был он!
И тут эта взволнованная женщина, которая стремительно ходила по комнате, бросая горящие взгляды на обоих свидетелей ее бурной вспышки, неожиданно успокоилась.
— Я не узнаю себя, — сказала она с мужской твердостью. — К чему слова? Надо идти искать его.
— Искать его? — повторил Юло. — Дорогое дитя мое, берегитесь! Окрестные деревни сейчас не в нашей власти, и если вы осмелитесь выйти из города, вас захватят или убьют в ста шагах от крепости.
— Для тех, кто хочет отомстить, опасности не существует! — сказала она, презрительным жестом изгоняя обоих посетителей — ей было стыдно взглянуть на них.
— Какая женщина! — воскликнул Юло, уходя с Корантеном. — Что за идея пришла в Париже этим полицейским! Ведь никогда она не выдаст нам его, — добавил он, покачивая головой.
— Нет, выдаст! — возразил Корантен.
— Разве вы не видите, что она любит его? — продолжал Юло.
— Именно поэтому и выдаст, — сказал Корантен, глядя на удивленного командира. — К тому же и я здесь. Я не дам ей наделать глупостей, ибо, на мой взгляд, уважаемый, нет такой любви, которая стоила бы трехсот тысяч франков.
Когда этот дипломат из департамента полиции простился со старым солдатом, последний долго смотрел ему вслед и, уже не слыша звуков его шагов, сказал со вздохом:
— Право, иной раз человек может порадоваться, что он такой простофиля, как я... Разрази меня гром! Если я встречу Молодца, мы схватимся с ним грудь с грудью, не будь я Юло! А если эта лиса приведет его ко мне на суд теперь, когда созданы военные суды, я буду думать, что совесть у меня запачкана, как рубашка новобранца, когда он впервые понюхает пороху.
Резня в Виветьере и желание отомстить за обоих своих друзей побудили Юло вновь принять на себя командование полубригадой; к тому же новый военный министр Бертье ответил на его рапорт об отставке, что при настоящих обстоятельствах она не может быть принята. К депеше министра было приложено конфиденциальное письмо, в котором он, не указывая, какое поручение возложено на мадмуазель де Верней, писал, что данный случай отнюдь не связан с военными действиями и не должен их приостанавливать. Участие военного командования в этом деле, говорил он, должно ограничиться содействием сей уважаемой гражданке, ежели будет в том надобность. Узнав из донесений, что шуаны, по всем признакам, стягивают свои силы к Фужеру, Юло форсированным маршем тайно вернул в эту важную крепость два батальона своей полубригады. Опасность, угрожавшая родине, ненависть к аристократии, приверженцы которой могли захватить значительную часть края, дружба — все это зажгло старого солдата огнем былой молодости.
— Вот она жизнь, о которой я мечтала! — воскликнула мадмуазель де Верней, оставшись наедине с Франсиной. — Как быстро пролетают часы! И все же для моих мыслей они — целые века!..
Вдруг она взяла Франсину за руку и голосом, подобным пению жаворонка после грозы, медленно произнесла:
— Напрасно стараюсь я забыть: я все вижу перед собою эти прелестные губы, короткий, чуть приподнятый подбородок, огненные глаза, я все еще слышу, как кучер покрикивает, подгоняя лошадей. Мне словно снится сон... Так почему же столько ненависти, когда я пробуждаюсь?..
Она глубоко вздохнула, поднялась с дивана и впервые посмотрела из окна на тихий край, обреченный пожару гражданской войны тем жестоким аристократом, которого она хотела взять в плен одна, своими силами. Пейзаж, возникший перед ее глазами, очаровал ее, и она вышла из дому подышать вольным воздухом под открытым небом; она шла наугад, и если направила свой путь к бульвару, то, вероятно, туда ее вело колдовское свойство нашей души искать надежды даже в невозможном. Упования, порожденные такими чарами, нередко осуществляются, но тогда это предвидение приписывают предчувствию — силе, еще не объясненной, но вполне реальной и всегда потворствующей нашим страстям, подобно льстецу, который среди лживых слов порою скажет и правду.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
День без грядущего утра
События, о которых мы расскажем в конце нашего повествования, зависели от особенностей той местности, где они происходили, и необходимо дать подробное ее описание, иначе развязка этой драмы будет не совсем понятна.
Часть города Фужера расположена на сланцевой скале, которая словно оторвалась от горных хребтов, замыкающих с запада широкую долину Куэнона, — они носят различные названия в зависимости от местности. С этой стороны Фужер отделен от гор глубоким ущельем, где протекает речка Нансон. С восточного края скалы открывается тот же вид, каким наслаждаются и с вершины Пелерины, а с края, обращенного на запад, видна лишь извилистая долина Нансона; но есть на этой скале место, откуда можно охватить взглядом и часть дуги, образованной широкой долиной Куэнона, и все красивые изгибы сливающейся с нею маленькой нансонской долины. Это излюбленное место прогулок жителей Фужера — бульвар, куда направилась мадмуазель де Верней, как раз и оказалось театром, где разыгралась развязка драмы, начавшейся в Виветьере. Поэтому, как бы ни были живописны остальные части города, нам придется сосредоточить внимание исключительно на расположении окрестностей, которые видны с городского бульвара.
Чтобы дать представление о том, какой вид с этой стороны имеет фужерская скала, можно сравнить ее с одной из огромных башен, воздвигнутых сарацинами, вокруг которых их зодчие построили уступами широкие балконы, соединенные меж собою винтовыми лестницами. В самом деле, скала завершается готической церковью, и тонкие церковные шпили, колокольня и контрфорсы придают ей почти в точности форму сахарной головы. Перед порталом старинной церкви, посвященной святому Леонарду, находится небольшая неправильно очерченная площадь, которую защищает от обвала стена с балюстрадой, и оттуда идет крутой спуск к бульвару. Самый бульвар — широкая полоса земли, обсаженная деревьями и представляющая собой второй карниз, — пролегает вокруг скалы на несколько туазов ниже площади Св. Леонарда и примыкает к городским укреплениям. На десять туазов ниже стен и выступов скалы, поддерживающих эту террасу, возникшую благодаря удачному расположению сланцевых пород и терпеливому труду человека, вьется зигзагами вырубленная в скале Лестница королевы — спуск к мосту через реку Нансон, построенному Анной Бретонской. Путь этот является третьим карнизом, а под ним террасами спускаются к реке сады, словно ступени, убранные цветами.