Мисс Марпл немножко смутилась, потому что сама была заядлой
садовницей.
– О покойниках плохо не говорят, – быстро
перескочила миссис Перси, – но мой свекор, мистер Фортескью, со вторым
браком дал большого маху. Моя… не свекровь, конечно, какая она мне свекровь, мы
почти ровесницы. Сказать правду – она на мужиках была помешана. Помешана на
мужиках, да еще как. А деньги как транжирила! Свекор через нее совсем
свихнулся. Сколько бы она ни тратила – на здоровье. А Перси из-за этого сильно
переживал, очень сильно. Перси – человек бережливый, в денежных делах
аккуратный. Для него хуже нет, чем швырять деньги на ветер. А тут еще мистер
Фортескью ведет себя как малое дитя, то начнет показушничать, то скандал
закатит, то давай деньгами сорить, вкладывать их невесть во что. В общем,
хорошего во всем этом было мало.
Мисс Марпл отважилась прервать этот поток вопросом:
– Наверное, и муж ваш был этим сильно обеспокоен?
– Еще как. Весь прошлый год. Забеспокоишься тут. Он
напрочь переменился. Даже ко мне. Бывает, заговорю с ним, а он не
отвечает. – Миссис Перси вздохнула, потом продолжала: – Теперь Элейн, моя
золовка, – тоже странная особа. Вечно какие-то игры с детворой, вылазки на
природу. Не скажу, что неприветливая, но как-то мне с ней неуютно. Я подбивала
ее съездить в Лондон по магазинам, в театр сходить на дневное представление,
еще что-нибудь такое. Куда там! Одежда ее вообще не интересует. – Миссис
Персиваль снова вздохнула и пробормотала: – Нет, вы не подумайте, что я
жалуюсь. – Ей вдруг стало совестно. Она поспешно добавила: – Вам это небось
кажется чудным – говорю такое, а вы мне почти совсем чужая. Но живешь в таком
напряжении, да и шок… наверное, все дело в шоке. Запоздалый шок. Я вся
извелась, уж так охота с кем-то поговорить. А вы мне напомнили одну
замечательную старушку, мисс Трефьюзис Джеймс. Она сломала бедро, когда ей было
семьдесят пять лет. Ох, как долго ее пришлось выхаживать… вот мы и подружились.
Когда расставались, она подарила мне пелерину из лисьего меха, я прямо
растрогалась.
– Я вас прекрасно понимаю, – сказала мисс Марпл.
И на сей раз она не грешила против истины. Ясно, что миссис
Персиваль надоела своему мужу, он почти перестал обращать на нее внимание, а
подружиться с кем-то из соседей бедняжке так и не удалось. Хождения по
магазинам, дневные спектакли и роскошный дом – слишком малая компенсация, если
в отношениях с семьей мужа нет никакого тепла.
– Надеюсь, вы не сочтете за грубость, – сказала
мисс Марпл елейным старушечьим голоском, – но почему-то мне кажется, что
покойный мистер Фортескью не был очень приятным человеком.
– Вы правы, – согласилась сноха умершего. –
Если совсем откровенно, дорогая моя, строго между нами, он был довольно мерзким
старикашкой. И я не удивлюсь – честное слово, – что кому-то потребовалось
его убрать.
– И вы понятия не имеете, кто… – начала мисс
Марпл, но тут же осеклась. – Господи, может, я не должна об этом
спрашивать… и понятия не имеете, кто… кто это мог быть?
– Я думаю, этот жуткий Крамп, его рук дело, –
поделилась миссис Персиваль. – Он всегда был мне очень неприятен. Вроде бы
и не грубиян, но все же как грубиян. Дерзкий такой тип.
– Но ведь должен быть какой-то мотив.
– Такому человеку вряд ли нужен особый мотив. Мистер
Фортескью, уж не помню, за что устроил ему крупную выволочку, к тому же,
подозреваю, иногда этот Крамп напивается как сапожник. Но самое главное, мне
кажется, в другом: он человек неуравновешенный. Был один такой лакей или
дворецкий, уж не помню, так он взял ружье и всех в доме перестрелял. Вообще-то,
если совсем честно, я поначалу подозревала, что мистера Фортескью отравила
Адель. Но теперь, конечно, она вне подозрений, раз ее саму отравили. Знаете,
вдруг она обвинила Крампа? А он потерял голову и, может, подложил какую-то
отраву в бутерброды, а Глэдис его за этим делом застукала, вот он заодно убил и
ее. Да его вообще опасно держать в доме. Господи, я бы сейчас с радостью
куда-нибудь уехала, но эти жуткие полицейские никого отсюда не отпустят. –
Она импульсивно подалась вперед и положила свою пухлую руку на запястье мисс
Марпл. – Иногда мне кажется, что я должна бежать… что, если это в
ближайшие дни не кончится… я и вправду должна бежать отсюда…
Она откинулась назад, глаза ее впились в мисс Марпл.
– Но, может быть… это неразумно?
– Не думаю, что это очень разумно. Полиция ведь быстро
вас найдет.
– Неужели найдут? Неужели? Думаете, у них хватит ума?
– Недооценивать полицию – большая ошибка. Инспектор
Нил, на мой взгляд, – поразительно умный человек.
– Да? А мне он показался довольно глупым.
Мисс Марпл покачала головой.
– Я не могу избавиться от чувства… – Дженнифер
Фортескью заколебалась, – что оставаться здесь опасно.
– Опасно для вас лично?
– Д-да… да, для меня…
– Потому что вам… что-то известно?
Миссис Персиваль набрала в легкие воздуха.
– Нет, конечно. Я ничего не знаю. Что я могу знать?
Просто… просто я жутко нервничаю. Этот Крамп…
Нет, решила мисс Марпл, глядя, как сжимает и разжимает
ладони миссис Фортескью, она думает вовсе не о Крампе. Дженнифер Фортескью
сильно напугана, и на то есть какие-то совершенно другие причины.
Глава 22
Надвигались сумерки. Мисс Марпл с вязаньем пристроилась у
окна в библиотеке. Сквозь оконное стекло она увидела, как на террасе
прогуливается Пэт Фортескью. Отперев окно, мисс Марпл позвала:
– Заходите сюда, дорогая. Заходите, прошу вас. Там так
холодно и сыро, а вы еще и без пальто.
Пэт послушно повиновалась. Она вошла, закрыла окно и
включила две лампы.
– Да, – сказала она. – На улице не очень
приятно. – Она села на диван подле мисс Марпл. – Что вы вяжете?
– Да так, дорогая, детскую кофточку. Для младенца.
Такие кофточки никогда не бывают лишними, молодые мамы довольны. Это второй
размер. Я всегда вяжу второй размер. Из первого малыши уж больно быстро
вырастают.
Пэт вытянула к каминному огню свои стройные ноги.
– Здесь сегодня уютно, – сказала она. –
Камин, слабый свет, и вы вяжете детские вещички. Покойно и по-домашнему, как и
должно быть в Англии.
– В Англии так и есть, – заметила мисс
Марпл. – «Тисовых хижин» в ней не очень много, дорогая.
– Хорошо, если так, – сказала Пэт. – Не
верится мне, что этот дом когда-то был счастливым. Что хоть один человек в нем
был счастлив, несмотря на все их деньги, на все их богатство.