Очередной набор умозрительных теорий – в корзину.
– Значит, чай готовили вы? – любезным тоном
спросил он.
– Да, так вышло. То есть это вообще моя обязанность.
Не спеша инспектор Нил выудил из нее весь ритуал утреннего
чая мистера Фортескью. Чашку, блюдце и заварной чайник уже запаковали и
отправили в соответствующий отдел на анализ. Теперь инспектор Нил выяснил, что
к чашке, блюдцу и заварному чайничку прикасалась Айрин Гросвенор, и только она.
Воду в чайник, которым пользовались все сотрудники, из-под крана наливала опять
же мисс Гросвенор.
– А сам чай?
– Мистер Фортескью пьет свой чай, особый, китайский. Он
стоит на полке в моей комнате, за этой дверью.
Инспектор Нил кивнул. Спросил насчет сахара и выяснил, что
сахар мистер Фортескью в чай никогда не кладет.
Зазвонил телефон. Инспектор Нил взял трубку. Выражение его
лица слегка изменилось.
– Сент-Джудс?
Он кивнул мисс Гросвенор, давая понять, что она свободна.
– Пока все, мисс Гросвенор, спасибо.
Мисс Гросвенор торопливо покинула кабинет.
Инспектор Нил внимательно вслушивался в звуки писклявого и
бесстрастного голоса, летевшего по проводам из больницы Сент-Джудс. Он сделал
карандашом несколько загадочных пометок на уголке лежавшего перед ним блокнота.
– Умер пять минут назад? – переспросил он.
И тут же скосил глаза на часы. Записал: двенадцать сорок
три.
Бесстрастный голос сообщил, что с инспектором Нилом желает
говорить сам доктор Бернсдорф.
– Хорошо, – согласился инспектор Нил, –
давайте его сюда, – слегка шокировав владелицу голоса такой
беспардонностью, ибо она произнесла имя доктора с явным почтением.
Послышались какие-то щелчки, гудки, невнятные голоса где-то
вдалеке. Инспектор Нил терпеливо ждал.
Потом безо всякого предупреждения его оглушил густой бас –
он даже отодвинул трубку от уха.
– Привет, Нил, старый стервятник. Опять со своими
трупами?
Инспектор Нил и профессор Бернсдорф познакомились примерно
год назад – велось дело об отравлении – и с тех пор изредка перезванивались и
встречались.
– Что, док, наш человек умер?
– Да. Когда его привезли сюда, было уже поздно.
– А причина смерти?
– Само собой, будет вскрытие. Вообще случай довольно
интересный. Я даже рад, что мне придется им заниматься.
Профессиональный задор в богатом обертонами голосе
Бернсдорфа сказал инспектору Нилу по крайней мере об одном.
– Ты считаешь, что смерть не была естественной, –
сухо констатировал он.
– Какая там, к чертям собачьим, естественная, –
экспансивно прогремел доктор Бернсдорф. – Пока это, сам понимаешь,
неофициально, – с запоздалой осторожностью добавил он.
– Понимаю. Понимаю. Само собой. Его отравили?
– Несомненно. Мало того – только это неофициально…
строго между нами, – готов побожиться, что знаю, чем именно.
– В самом деле?
– Токсином, сын мой. Токсином.
– Токсин? Первый раз слышу.
– Не сомневаюсь. Совершенно необычный яд! Восхитительно
необычный! Я бы и сам нипочем его не распознал, но с месяц назад у меня был
похожий случай. Ребятишки играли в дочки-матери, так вот, они сорвали с
тисового дерева ягоды и положили их в чай.
– И тут это же? Ягоды тисового дерева?
– Ягоды или листья. Очень ядовитые. Токсин – это,
разумеется, алкалоид. Что-то не помню, чтобы его применяли намеренно. Весьма
интересный и необычный случай… Ведь все травят друг друга гербицидами, эти
гербициды у меня уже в печенках сидят. А токсин – это просто конфетка. Я,
конечно, могу и ошибаться – и ты, ради бога, на меня пока не ссылайся, –
но сдается, что я прав. Да и тебе небось такое дело интересно. Все-таки что-то
новенькое!
– Все поют и веселятся, да? Кроме жертвы.
– Увы, несчастному не повезло, – согласился доктор
Бернсдорф без особого огорчения в голосе. – Сыграл в ящик.
– Он перед смертью что-нибудь сказал?
– Один из твоих людей сидел около него с блокнотом. Он
все записал, слово в слово. Тот что-то бормотал насчет чая… будто ему на работе
что-то подсыпали в чай… но это, конечно, бред.
– Почему бред? – резко спросил инспектор Нил, чье
воображение уже нарисовало такую картину – роскошная мисс Гросвенор
подкладывает ягоды тисового дерева в заварной чайничек. Но он отмел эту версию
как несостоятельную.
– Потому, что этот яд не мог сработать так быстро.
Симптомы проявились сразу, едва он выпил чай, верно?
– Свидетели говорят, что так.
– Ядов, которые действуют мгновенно, почти нет – за
исключением цианидов, разумеется, да, пожалуй, еще чистого никотина…
– А цианид и никотин тут явно ни при чем?
– Мой дорогой друг. Он бы умер еще до приезда «Скорой
помощи». Нет, то и другое исключено. Я было заподозрил стрихнин, но тогда
откуда конвульсия? Короче, готов поставить на кон свою репутацию –
неофициально, конечно, – это токсин.
– А он через сколько времени начинает действовать?
– По-всякому. Через час. Два или даже три. Покойник,
видимо, был большой любитель поесть. Если он плотно позавтракал, действие яда
могло замедлиться.
– Завтрак, – задумчиво произнес инспектор
Нил. – А что, вполне может быть.
– Завтрак с Борджиа.
[3]
– Доктор
Бернсдорф весело рассмеялся. – Ладно, дружище, удачной охоты.
– Спасибо, доктор. Соедини меня, пожалуйста, с моим
сержантом.
Опять послышались какие-то щелчки, гудки, невнятные голоса
вдалеке. Потом трубка наполнилась тяжелым прерывистым дыханием – так бывало
всегда, когда сержант Хей собирался заговорить.
– Сэр, – раздался его встревоженный голос. –
Сэр.
– Нил слушает. Умерший сказал перед смертью что-нибудь
важное?
– Сказал, что все дело в чае, который он выпил в своем
кабинете. Но врач говорит, что…
– Это мне известно. Еще что-нибудь?
– Нет, сэр. Правда, кое-что мне показалось странным. На
нем был костюм… я проверил карманы. Все, что у всех: платок, ключи, мелочь,
бумажник… ну и вот это… чýдная находка. В правом кармане пиджака. Там
была крупа.