Сзади послышались шаги, и обернувшийся Лесник увидел
человека, о котором только что думал. Встал и шагнул ему навстречу.
– Привет, – сказал подошедший. – Еле нашел
тебя. Никак, рыбы решил наловить?
– Вот что я скажу тебе, – начал Степан, пропуская
вопрос мимо ушей. – Надо пойти, признаться во всем. Много не дадут, если с
повинной прийти, точно говорю.
– С повинной? – переспросил человек, усмехаясь.
Но, увлеченный своими рассуждениями, Степан расценил его
усмешку неправильно.
– Да, да! – горячо продолжил он, ухватившись за
мысль о повинной. – Повиниться надо обязательно, самому же легче станет,
это тебе я, Лесник, говорю! А то, понимаешь, там человек безвинно сидит, а по
нему, может, родные плачут… детишки… – Он размышлял вслух, говоря себе все
то, что боялся сказать раньше. – Пойдем прямо сейчас, а? – попросил
он, боясь, что человек передумает. – Вдвоем-то легче! Все расскажешь,
покажешь, а я тебе свидетелем буду.
«Совсем пропил все мозги, – оценил его человек. –
Заговаривается, скоро до белой горячки дойдет».
– Вдвоем легче, – вслух сказал он, и Лесник,
обрадованный тем, что с ним так легко согласились, заулыбался. – Твоя
правда.
Маша с Сергеем шли все быстрее и быстрее.
– Куда мы так несемся? – наконец, запыхавшись,
спросила она. Бабкин замедлил шаг.
– Уже почти пришли, – успокоил он. – Вон за
тем оврагом его дом. Надеюсь, Лесник не пошел своих зверей пасти.
По утоптанной тропинке они обогнули овражек и вышли к
участку Лесника. Дверь в дом была распахнута настежь, а по двору бродили две
козы. У одной из них на шее болталась замусоленная веревка.
– Степан Андреич! – громко позвал Бабкин, заходя
во двор.
Козы подозрительно покосились на него и отошли в сторону.
– Тетушка говорит, они умные, как собаки, –
сообщил Сергей, поднимаясь на крыльцо и громко стуча по косяку.
– Надеюсь, незваных гостей не кусают? – Маша
отодвинулась в сторону, но козы и не собирались подходить. Одна улеглась под
кустом полыни, вторая встала возле нее, отвернувшись от Маши и Бабкина. Белый
хвостик ее мелко подергивался.
– Нет его, – Сергей вышел из дома. – Очень странно.
– Почему странно?
– Потому что он один почти никуда не ходит, всегда
водит коз за собой. Над ним поначалу в деревне смеялись, потом привыкли.
– Может быть, отошел ненадолго? – предположила
Маша, обходя двор и обнаруживая за домом сарай.
Дверь в сарай была открыта, изнутри пахло лежалым сеном,
землей и навозом. Маша наклонила голову и заглянула внутрь, но в сарае было
пусто. Что-то, шурша, метнулось мимо нее к стене, и она чуть не вскрикнула, но
вовремя опомнилась. «Мышь!» Мышей Маша не боялась.
– Может, и отошел, – раздался позади нее голос
Бабкина, и Маша резко обернулась, чуть не стукнувшись головой об косяк. –
Осторожно, не ушибись! – Он положил ладонь ей на голову, защищая от удара.
Волосы на ее макушке нагрелись от солнца и были такими теплыми, что от
неожиданности Сергей чуть не отдернул руку. Быстро взглянув на него, Маша
вынырнула из сарая и прищурилась на козу, по-прежнему игнорировавшую их.
– Куда она смотрит? – вслух подумала Маша, ни
капли не интересуясь этим, просто, чтобы сказать что-нибудь.
– Между прочим, на пруд. – Сергей задумался на
секунду, потом двинулся в ту сторону, куда смотрела коза.
Маша пошла за ним.
– Считаешь, он к пруду пошел? – негромко спросила
она. – Зачем?
– Не знаю, – пожал плечами Бабкин. – Давай
проверим на всякий случай.
Тропинка обогнула густой куст шиповника и вывела их к
небольшому, почти идеально круглому пруду. «Искусственный», – поняла Маша.
Будто отвечая ее мыслям, Сергей негромко бросил через плечо:
– Сам же Степан его и вырыл много лет назад. Чтобы воду
для полива брать.
Бабкин остановился, покачал головой:
– Нет его здесь, Маш. Давай возвращаться.
Она молчала сзади, почти уткнувшись носом ему в спину. Он
слышал ее дыхание – странно прерывистое, как будто она запыхалась.
– Устала? – Он наконец обернулся и наткнулся на ее
взгляд.
Словно застыв, не мигая, Маша без выражения смотрела влево –
туда, где на примятой траве около куста боярышника виднелись ноги. Они были
босые и грязные. По правой ступне деловито ползал муравей, и Маша непроизвольно
задергала ногой, представив, как должно быть щекотно лежащему в кустах человеку
с босыми грязными ногами. Она понимала, конечно, что он уже ничего не
чувствует, но старалась не пустить эту мысль в свое сознание.
– Стой на месте, – стиснув зубы, приказал Бабкин
и, молниеносно оглянувшись, сделал шаг к телу.
Маша не смогла бы двинуться, даже если бы он попросил ее об
обратном, поэтому осталась стоять, глядя, как он раздвигает кусты, делает еще
один шаг, наклоняется над телом… И только когда Сергей отшатнулся и Маша
заметила, как стремительно бледнеет его лицо, она перестала сбрасывать со своей
ноги воображаемого муравья, на самом деле ползущего по ступне Лесника. Потому
что мысль выразилась простыми, страшными словами.
– Он умер? – без выражения спросила она.
Бабкин помолчал, отвел глаза от того, что лежало в кустах.
– Умер, – хрипловато ответил он.
«Вижу красный путь, – некстати вспомнились ему
тетушкины слова. – Не надо бы, тебе, Сережа, никуда ходить». Черт,
нагадала тетушка! Вот он, красный путь, – застывает под ногами липкой
темно-красной лентой, и на него садятся жирные мухи.
– Пошли вон, – хрипло сказал мухам Сергей и
взмахнул рукой. Мухи лениво взлетели.
И вдруг случилось то, чего он никак не ожидал. Маша изменилась
в лице и, точно проснувшись, быстро подошла к телу с другой стороны, протягивая
руки к веткам боярышника. Сергей предостерегающе вскрикнул, но было поздно –
она отодвинула ветки и уставилась на труп.
Сначала Маша не поняла, отчего Бабкин поменялся в лице. Она
вообще не поняла, что перед ней. Листья и трава были залиты ярко-красным. На
них лежал человек, шея которого странным образом раздваивалась, и там, где
должна была быть голова, приоткрывались две половины огромного ореха –
волосатые снаружи, с красно-серой мякотью внутри. Внизу из трещины в орехе
вываливалось беловатое содержимое вперемешку с какими-то осколками. Широкий
красный ручеек вился по шее и исчезал внизу, у Маши под ногами.
Проследив взглядом за дорожкой, Маша уставилась на кончики
своих сандалий – легких, с открытым носом, из которых выглядывали пальчики с
кокетливым алым лаком. Сглотнув, она смотрела на лак, не отличающийся цветом от
ведущей к нему дорожки. Она не успела понять, почему лак из красного стал
черным, и только мимолетно удивилась, почему к ней бросается Лесник, а не
Сергей – озабоченно глядя на нее голубыми ласковыми глазами, в которых
отражаются две козы. Это удивление стало последним, что она успела
почувствовать, прежде чем повалилась рядом с телом Лесника на примятые окровавленные
ветки.