— Вам не кажется, что это уж слишком? — спросила Конни.
— Нет, — сухо ответила Шейла Лебовиц.
— Пол никого не убивал.
— А вы откуда знаете?
Обе женщины стояли на парковке перед домом Шейлы. Конни приехала, чтобы оставить в почтовом ящике Пола уведомление о закрытии клиники и о своем увольнении, а также короткую записку, где сообщала, что улетает в Нью-Йорк. Она писала, что сожалеет о случившемся, и заверяла Пола в своей поддержке. А также советовала ему сдаться, если он не совершил ничего предосудительного, в чем лично она была убеждена без всяких доказательств.
Конни не слишком надеялась на то, что Пол сможет прочитать эту записку в ближайшее время (во всем городе только и разговоров было, что о его бегстве), но все же не могла уехать просто так, даже не попрощавшись. И вот она стояла на парковке, держа оба конверта в руке.
Оказалось, что к почтовому ящику Пола невозможно подойти.
— В коридоре его дома обнаружили кровь, — сообщила Шейла.
Конни пожала плечами:
— Три капельки. Это вам не «Техасская резня бензопилой».
— Простите, какая резня?..
— Не обращайте внимания.
— Он напал на женщину.
— При довольно неясных обстоятельствах.
— Он всех нас предал!
— Вы все же чересчур суровы.
Шейла повернулась к ней:
— А вы слишком беспечны. Вы доверяете первому встречному, впускаете его в дом, делитесь с ним самым сокровенным — и когда выясняется, что он преступник, вы все равно не меняете своего отношения к нему. Это легкомыслие, причем уже на грани слабоумия!
Конни приподняла одну бровь:
— Вы когда-нибудь слышали о презумпции невиновности?
Шейла окинула ее холодным взглядом с головы до ног. И в свою очередь спросила:
— А что? Вы его адвокат?
— Его медсестра.
— А… понятно.
— Что вам понятно?
— Профессиональная солидарность.
— Ничуть.
— Я же вижу.
— Послушайте, миссис Лебовиц, в демократических странах есть одна полезная штука, которая называется правосудием. Что, если в нее поверить, хоть немного?
Из дома Пола донесся звук разбитого стекла — полицейские, проводившие обыск, не слишком осторожничали.
Шейла кивнула:
— Хорошо… Так чего вы хотели? — прибавила она, выпрямляясь и выпячивая грудь, словно для того, чтобы у собеседницы не осталось никаких сомнений, чья грудь больше.
Конни протянула ей конверты:
— Мне нужно срочно уехать. Вы не могли бы передать это Полу, когда его увидите?
— Вы хотите сказать — в тюрьму?
Конни слегка поморщилась.
— Хорошо, — вздохнула Шейла, беря конверты.
Конни направилась к машине. Уже открыв дверцу, она обернулась и спросила:
— Кстати, у вас нет новостей от его жены и сына?
— Нет, с чего бы?
— Вы же их соседка. Клэр могла довериться вам.
— Она предпочла этого не делать.
— Ах вот как? Пол говорил, что это исчезновение очень странное.
— Это меня не удивляет. Он никогда ничего не понимал в женщинах.
— Зато вы, я вижу, явно разбираетесь в мужчинах, — заметила Конни, недвусмысленно кивая на бюст Шейлы.
Та скрестила руки на груди:
— До свидания, мисс Ломбардо.
Конни кивнула ей напоследок и села в машину.
Шейла подождала, пока автомобиль исчезнет в конце улицы, затем подняла крышку мусорного бака и выбросила оба конверта. Снова захлопнула крышку, вытерла руки о траву и достала из кармана мобильный телефон:
— Это я.
— Привет, Шейла.
— С тобой все в порядке? Держишься?
— Все нормально.
— Ты уже решила, что делать дальше?
— Еще не до конца.
— Хочешь, я поговорю с шефом Гарнером? Он со своими людьми сейчас прямо напротив меня, на другой стороне улицы.
— Я… я не знаю.
— Если хочешь знать мое мнение, — сказала Шейла, — то тебе нужно объявиться, и как можно быстрей. Ты ведь не сможешь постоянно скрываться. Полиция скоро разнесет дом по кирпичику.
— Я с ними свяжусь, — пообещала Клэр.
— Я собираюсь в супермаркет. Тебе что-нибудь купить? Продукты или игрушки для Билли?
— Ты нам и без того уже очень помогла.
— Ерунда, — сказала Шейла. — Для чего же еще нужны друзья? Можешь оставаться в этой квартире сколько угодно, Герман пока не собирается ее продавать… Позаботься о себе и о Билли, — добавила она.
И прервала соединение.
Глава 68
Прошло двадцать четыре часа, и я немного освоился в окружающем мире.
Не то чтобы у меня появилась уверенность в будущем — это было бы полным безумием, — но, по крайней мере, я был на свободе, а это в моем положении само по себе многое значило. К тому же у меня теперь были работа и крыша над головой. И то и другое появилось совершенно неожиданно.
— Оберни все эти вещи упаковочной бумагой, — распорядился Джерри, — и особенно проследи за тем, чтобы не поцарапать вот эти стулья. Их расписывал художник из Ки-Уэст, они стоят шестьсот долларов каждый.
Я развернул рулон упаковочной бумаги и принялся упаковывать предметы меблировки, стараясь защитить их от мельчайших повреждений.
— Когда ты должен их отгрузить? — спросил я.
— Через час.
— Что?! Да их тут штук двадцать!
Джерри повернулся ко мне. Его красная шелковая рубашка «Томми Багамас» была безупречна. Мускулистый загорелый блондин, он стриг волосы по последней моде и покрывал их легким, почти незаметным слоем геля. Если добавить к этому, что Джерри был богат, образован и обходителен, можно предположить, что он воплощал собой заветную мечту любой женщины.
Только одна беда — Джерри был гомосексуалистом.
Он сделал капризную гримасу и спросил:
— Как ты думаешь, Уилл, почему я тебя нанял?
(«Уилл» — это новое имя, которое я себе присвоил.)
— Не знаю, — ответил я. — Может, из-за моего природного шарма?
— Природного шарма! Не смеши меня! Ты ко всему прочему даже не гей!
— Еще не хватало! И уж конечно, за девять долларов в час я вряд ли им стану.
— О, так это вопрос тарифа?
— Собираешься его повысить?