— Убей меня, убей, — донеслось с пола сквозь всхлипывания. Комната заполнилась зловонием. Что такое? Боже правый, Морин наложила в штаны. Го есть в трусы. Кал высовывался наружу со всех сторон. Ну и запашок! — Убей меня, убей меня как следует. Убей меня!
— Морин, вставай. Морин, поднимайся сейчас же.
Она повернула ко мне лицо. На губах играла какая-то загадочная улыбка. Сошла с ума, что ли? Сошла с ума и остаток жизни проведет в дурдоме. За мой счет. Десять тысяч в год, а то и больше. Она открыла глаза. А вдруг она окончательно помешалась, пронеслось в моей голове, и проведет всю оставшуюся жизнь в лечебнице — причем за мой счет. Да это же больше, чем десять тысяч баксов в год! Мне конец!
— Морин! Морин! Ты что, не чувствуешь? Не понимаешь? Ты умудрилась обделаться!
— Это ты опять обделался, — ответила она.
— Не вали с дурной головы на здоровую!
— Ты так и не смог сделать этого.
— Чего — этого?
— Струсил. А ведь обещал. Дутый храбрец. Герой с дырой.
— Ладно, Морин, вставай и иди мыться.
— Жалкий трус.
— Иди мыться!
Она оперлась на локти, попыталась встать — безуспешно. Я протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но отступил, не в силах переносить вонь.
— Мне надо позвонить, — всхлипнула она.
— Успеется.
— Срочно позвонить! — Морин, сидя на изгаженной циновке, провела ладонями вдоль тела и, словно только что осознав происходящее, произнесла испуганно и возмущенно: — Ты избил меня! Тут кругом кровь! Исколошматил, как гарлемскую проститутку!
Я отошел еще на шаг. Зловоние, казалось, еще усилилось. Слезы рекой хлынули из глаз. Морин встала на колени.
— Где телефон?
— Кому ты собираешься звонить?
— Кому надо! Ты, грязная свинья, избил меня!
Один удар кочергой, все еще сжатой в правой руке, и со всеми звонками будет покончено навсегда. Но я не решился. Она наконец поднялась на ноги и, пошатываясь, поплелась в спальню.
— Нет, иди в ванную!
— Мне надо позвонить.
— Святые угодники, весь пол в дерьме.
— Тоже мне, проблема. Циновочку в стиле «Дом и сад» замарали! Скажите пожалуйста, какой удар по буржуазным ценностям! Разве сравнишь с твоими — по мне?
— ИДИ МЫТЬСЯ!
— ФИГ ТЕБЕ!
Из спальни донесся скрип матрацных пружин. Морин бросилась на кровать так, словно прыгнула в реку с моста Джорджа Вашингтона. Скрежетнул наборный диск телефона. Послышался плач.
— Алло! Мэри? Это Морин. Он избил меня, Мэри, он… Алло! Не Мэри? — С горловым всхлипом она швырнула трубку на рычаги. Новый набор. Внимательный, такой медленный, что в перерывах между цифрами мне представлялась Морин, заснувшая на моей кровати. — Алло! Алло, квартира Игенов? 201-236-2890? Нет? — Трубка вновь брошена. — Мне надо поговорить с Дэном Игеном! Я хочу говорить с Дэном! — Трубка снята-брошена. Брошена-снята. Я застыл с кочергой в дверях спальни. — Ты-то какого черта ревешь? Избили меня, а рыдаешь ты. И это называется мужчина! Сделай что-нибудь!
— Что сделать? Что?
— Набери хотя бы номер Игенов! Ты сломал мне пальцы! Я не чувствую пальцев!
— До пальцев я не дотрагивался.
— Так почему же я их не чувствую? ПРЕКРАТИ СВОИ ИДИОТСКИЙ ПЛАЧ ХОТЯ БЫ НА ПЯТЬ МИНУТ И НАБЕРИ НОМЕР!
И знаете, что случилось? Я так и сделал! Жена велела — муж повиновался. 201-236-2890. Длинные гудки.
— Алло! — прозвучал в трубке женский голос.
— Алло! — откликнулся я. — Это Мэри Иген?
— Да. С кем я говорю?
— Одну секунду! С вами хочет соединиться Морин Тернопол. — Я протянул трубку, не оборачиваясь, чтобы опять не попасть в эпицентр вони.
— Мэри? — произнесла Морин жалобно и беспомощно. — Дэн дома? Мне надо поговорить с ним. Мэри, меня избили до полусмерти. Как — кто? Разумеется, Питер, кто же…
Я стоял и слушал. Кому еще прикажут позвонить? В полицию, чтобы меня захомутали? Сэлу Валдуччи — пусть даст в «Дейли ньюс» репортаж с места происшествия?
Она осталась в спальне, а я, наполнив водой ведро и вооружившись щеткой, принялся очищать циновку от крови и кала. В ход пошли и бумажные полотенца, штук пятнадцать, а то и все двадцать.
Кочерга лежала рядом — на этот раз для самозащиты.
В разгар работы из спальни вышла Морин.
— О, какой хозяйственный у нас маленький мальчик!
— Кто-то ведь должен прибрать за тобой.
— Это теперь не самая большая твоя забота, Питер.
— Какая же больше? — осведомился я небрежно, понимая, что для легкомысленного тона нет с моей стороны ни малейших оснований. Морин права. Я влип. Мне стало страшно. Только бы не наложить в штаны, как она.
— У тебя, Питер, большие неприятности. Не хотела бы я оказаться на твоем месте, когда Дэн вернется.
— Будем ждать.
— Отважное решение. Лучше бы ты смылся — и подальше.
— Переадресовываю рекомендацию тебе. Только сначала не забудь принять душ.
— Не выпить ли нам по чуть-чуть?
— Что за бред? От тебя несет, как в зоопарке!
— ДАЙ МНЕ ЧЕГО-НИБУДЬ ВЫПИТЬ, НЕУДАЧЛИВЫЙ УБИЙЦА!
— ТЫ ВСЯ В ДЕРЬМЕ!
— БЕРУ ПРИМЕР С ТЕБЯ.
— УМЫВАЙСЯ И СМЫВАЙСЯ!
— И НЕ ПОДУМАЮ!
Я принес бутылку виски и плеснул нам обоим по большой порции. Прежде чем успело прозвучать мое отчаянное «Нет!», Морин со всем своим дерьмом плюхнулась (конечно, нарочно) на индийский плед, покрывавший кушетку. Подарок Сьюзен, между прочим.
— Ну и сука же ты.
— Простирнешь, — хмыкнула она и залпом выпила содержимое стакана.
— Ты только что обзывала меня маленьким мальчиком. А сама — как младенец в загаженных пеленках. Ждешь, когда я тебя перепеленаю?
— Чего от тебя ждать? Ничего я не жду. — Она протянула пустой стакан. — Плесни-ка еще.
— Морин, — попросил я, закрыв глаза, чтобы не видеть ее (никогда, о если бы никогда!), — исчезни из моей жизни, пожалуйста! Это же чистой воды безумие. Если не жалеешь меня — себя пожалей.
— Ты десять минут назад мог одним ударом кочерги разрубить гордиев узел. Но струсил.
— Так ты сознательно хотела довести дело до убийства?
— Я много лет хочу сделать из тебя мужчину, Питер. Только и всего.
— Не надо ничего из меня делать. Только оставь в покое! Для тебя важно одержать победу? Слушай же: ты одержала победу! Поздравляю.