— Что за дивный клинок!.. Никогда такого не видела.
— Второго такого и нет, — промолвил я.
Рука моя чуть подрагивала, и клинок слегка поворачивался,
отражая свет. Меч то казался залитым нечеловеческой оранжевой кровью, то лежал
на моих коленях белый как снег, то розовел женским соском и подрагивал вместе с
моей рукой.
Я гадал, как сумела Лоррейн увидеть во время попытки
контакта то, чего не видел я сам. Она просто не могла придумать ничего столь
подходящего случаю.
— Есть нечто странное и в тебе, — сказал я.
Она помолчала, пока пламя свечи не колыхнулось несколько
раз, затем произнесла:
— У меня есть второе зрение. Слабое. Моя мать видела
лучше, и мне говорили, что моя бабка была колдуньей. Но я ничего такого не
умею. Ну, почти. Давно уже не пробовала. Если я ворожу, то всегда теряю больше,
чем получаю.
Потом она умолкла, и я переспросил ее:
— Что ты имеешь в виду?
— Я приворожила к себе моего мужа, — ответила
она, — и кем он оказался? Не пытайся я ворожить, была бы много счастливей.
Я хотела хорошенькую дочку… а случилось совсем другое…
Лоррейн вдруг умолкла, и я понял, что она плачет.
— В чем дело? Я не понимаю…
— Я думала, ты знаешь…
— Нет, боюсь, что нет.
— Она-то и была тем ребенком, которую нашли мертвой в
Кругу Фей. Я думала, ты знаешь…
— Сожалею.
— Как я хотела бы, чтобы у меня никогда не было ни
крохи этого дара!.. Теперь я не пользуюсь им. Но он не покидает меня, приносит
знаки и видения — и никогда о том, что я могу изменить. О, если бы только оно
оставило меня и смущало кого-нибудь другого.
— Вот этого-то и не будет, Лоррейн. Жить тебе с этим до
конца.
— Откуда ты знаешь?
— В прошлом я знавал таких, как ты.
— И у тебя тоже есть дар, так?
— Да.
— Значит, и ты чувствуешь, что снаружи есть нечто?
— Да.
— И я чувствую. А ты знаешь, что оно делает?
— Ищет меня.
— Я тоже чувствую это. А зачем?
— Может быть, чтобы испытать мою силу. Оно знает, что я
здесь. И раз я — новый союзник Ганелона, оно хочет разобраться, кто я и что из
себя представляю…
— Это сам рогатый?
— Не знаю. Впрочем, не думаю.
— А почему?
— Если я действительно могу погубить эту тварь, едва ли
она будет искать меня здесь — в твердыне своего врага, без помощи и поддержки.
Должно быть, это кто-то из ее слуг. Может быть, уж не знаю как, именно поэтому призрак
отца… не знаю. Если посланец сумеет найти меня и открыть мое имя, рогатый будет
знать, к чему готовиться. Если он сумеет войти и убить меня — проблема решена.
Если же я убью посланца, это откроет хотя бы столько о моей силе. Что бы ни
случилось, рогатый извлечет из этого выгоду. И ему пока незачем рисковать
собственной черепушкой.
Мы ожидали в полутемной комнате, минуты сгорали в пламени
свечи.
— Что ты имел в виду, когда сказал «откроет мое имя»?
Какое имя? — спросила Лоррейн.
— Имя того, кто почти не пришел сюда, — ответил я.
— Значит, оно может откуда-то знать твое имя?
— Не исключено, — ответил я.
Лоррейн отодвинулась подальше.
— Не пугайся, — сказал я, — я тебе вреда не
причиню.
— Я все равно боюсь, и ты причинишь мне вред! —
ответила она. — Это я знаю! Но я хочу тебя! Почему я хочу тебя?
— Понятия не имею, — ответил я.
— Что-то бродит там, за окном! — в легкой истерике
крикнула Лоррейн. — И все ближе! Ближе! Слушай! Слушай!
— Заткнись! — рявкнул я. Холодные мурашки побежали
по спине, петлей сдавило горло. — Скорей, прячься туда, за кровать.
— Я боюсь темноты, — пожаловалась она.
— Живей, иначе я оглушу тебя и сам туда запихну. Здесь
ты будешь только мешать.
Взмахи тяжелых крыльев заглушили рев непогоды. О камни
что-то заскрежетало, и Лоррейн рванулась исполнять мой приказ.
И тут на меня уставилась пара кровавых сверкающих глаз,
стремившихся заглянуть прямо в душу. Я отвел взгляд. Тварь стояла перед окном
на карнизе и разглядывала меня.
Более шести футов было в ней, изо лба выступали громадные
ветвистые рога. Нагое бесполое тело как пепельно-серый мундир, громадные крылья
исчезали в ночи за окном. В правой руке тварь сжимала короткий тяжелый меч из
темного металла, на котором плясали руны. Левой рукой она вцепилась в решетку.
— Входи себе на погибель, — крикнул я и поднял
меч.
Существо хихикнуло, фыркнуло, хихикнуло снова. И попыталось
опять заглянуть мне в глаза, но я отводил взгляд: если оно поглядит подольше,
то узнает меня — как те кошки. Потом оно заговорило, словно фагот, выдувая
слова.
— Ты не он, — сказало оно. — Ты меньше и
старше. Но… клинок… он может быть его. Кто ты?
— А ты кто? — спросил я.
— Стригаллдвир мое имя. Призови меня, чтобы я мог
выесть твое сердце и печень.
— Призвать? Да я и выговорить-то его не смогу. А от
моего цирроза у тебя будет несварение желудка. Убирайся!
— Кто ты? — повторило оно.
— Мисли, гамми гра’дил, Стригаллдвир! — воскликнул
я, и тварь дернулась, словно от пинка.
— Ты хочешь изгнать меня столь простым
заклинанием? — спросила она, вновь став на карниз. — Я не из низших
существ.
— Но и такое доставляет тебе кое-какие хлопоты.
— Кто ты? — повторило существо.
— Не твое дело, Чарли. Пташка, пташка, лети-ка домой…
— Четырежды должен я спросить и четырежды не получить
ответа, прежде чем я смогу войти и убить тебя. Кто ты?
— Нет, — отвечал я, вставая, — входи и гори
синим пламенем!
Оно вырвало решетку и прыгнуло внутрь, загасив при этом
свечу.