Оливия Киттеридж - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Страут cтр.№ 24

Он поднял было руку — отказаться, дать понять, что и так все нормально, но она смотрела на него таким открытым взглядом, как бы говоря — а как же иначе? — что он уселся рядом с ними.

«Перестань меня нюхать! — сказала девушка. Она пристально смотрела на воду, капюшон ее плащевой куртки, отороченный искусственным мехом, заставлял ее вытягивать голову вперед. — Ты меня все время нюхаешь, я чувствую!» Она сделала какое-то движение, наверное, легонько стукнула парнишку. Хармон, наблюдавший за ними уголком глаза, теперь смотрел прямо перед собой. Как раз в эти несколько минут вроде бы поднялся ветерок, весь залив покрыла мелкая рябь. Он услышал звук брошенного в лодку весла и стал смотреть, как младший сынишка Кумза снимает чалку с тумбы на пристани. Хармон слышал, что мальчишка не хочет пойти по стопам отца, принять его магазин, что вместо этого он собирается служить в береговой охране.

Подъехавшая к марине машина позволила Хармону повернуть голову, и он увидел, что теперь девушка сама себя нюхает, нюхает плечо своей куртки. «Я понимаю, — говорит она. — От меня травкой пахнет».

«Марихуанщики», — сказала бы Бонни и бросила бы разговор. А еще — то, как девушка села на колени к парню, ей тоже не понравилось бы. Но у Хармона создалось впечатление, что вся молодежь в наши дни курит травку, точно так, как они сами ее курили в шестидесятых. Вероятно, и его собственные сыновья ее курили, а Кевин, может, и сейчас курит, когда жены рядом нет. Жена Кевина пьет соевое молоко, варит сладкую овсянку в пакетиках с изюмом и орехами и вечно рассказывает о своих занятиях йогой — Хармон с Бонни только глаза закатывают. И все же Хармона восхищает энергия, которая за всем этим кроется, точно так, как его восхищает эта парочка рядом с ним. Мир принадлежит им, и они смогут открыть его для себя, словно устрицу. Это видится в их свободе и легкости, в чистоте девичьей кожи, в высоком, сильном голосе этой девочки. У Хармона было чувство, какое он испытал когда-то в детстве: он шел по немощеной дороге после сильного ливня и увидел в луже квотер — монету в двадцать пять центов. Монета казалась огромной и волшебной. Эти ребята, эта парочка точно так же возбуждает его воображение: такое богатство возможностей сидит тут, рядом с ним.

«Мы могли бы немножко поспать, — говорит девушка. — Сегодня днем. Тогда сможем не ложиться всю ночь. Нам уходить не захочется, ведь там все собираются быть».

«Это можно», — соглашается парнишка.

У стойки было недостаточно места, чтобы читать газету, и Хармон ел яичницу с кукурузным хлебцем, наблюдая за юной парой, сидевшей за столиком у окна. Девушка оказалась совсем худенькой — худее, чем он думал: тело у нее, даже в этой плащевой куртке, выглядело не толще стиральной доски, когда она наклонялась над столом. В какой-то момент она положила руки на стол и опустила на них голову. Говорил паренек, выражение его спокойного лица ни разу не изменилось. Когда она снова выпрямилась, он коснулся рукой ее волос, потер кончики прядок меж пальцами.

Хармон попросил два пончика, в двух отдельных пакетах, и ушел. Стоял сентябрь, самое начало, верхушки кленов уже покраснели: несколько ярко-красных листьев идеальной формы упали на грунтовую дорогу, словно звезды. Давным-давно, когда его сыновья были еще маленькими, Хармон мог показать им на эти листья и мальчишки бросились бы их собирать — особенно Деррик, он больше всех любил листочки, веточки, желуди. Бонни, бывало, обнаружит целый лес у него под кроватью и скажет: «У тебя там скоро белка поселится!» и велит все вычистить и выбросить, а мальчишка в рев. Деррик был барахольщик, да к тому же еще сентиментальный. Хармон шел по дороге пешком, оставив машину у марины, прохладный воздух словно влажной салфеткой отирал ему лицо. Каждый из его сыновей был его любимцем.

Дейзи Фостер живет в небольшом утепленном коттедже в самом верхнем конце грунтовой дороги, что вьется оттуда вниз, мимо марины, прямо к заливу. Из окна ее маленькой гостиной можно видеть далеко внизу полоску воды. А из столовой — грунтовую дорогу всего в нескольких футах от окна, правда, летом прямо перед окном цветут кусты «невестиных венцов». Сегодня кусты стоят облетевшие, торчат нагие ветви и холодно: Дейзи разожгла огонь в печи на кухне. Еще до этого она переоделась, сменив костюм, в котором ходила в храм, на голубой свитер, под цвет ее глаз, и теперь сидит за обеденным столом и курит сигарету, глядя, как на той стороне дороги чуть покачиваются вверх-вниз кончики ветвей норвежской сосны.

Муж Дейзи — он был настолько старше, что годился ей в отцы, — умер три года тому назад. Сейчас ее губы двигаются: она думает о том, что он приходил к ней прошлой ночью, во сне — если кому захочется называть это сном. Дейзи стряхивает пепел в большую стеклянную пепельницу. «У тебя природный дар любви», — часто говорил ей муж. В окно она видит молодую пару, они едут мимо: это племянник Кэтлин Бёрнем со своей девушкой. Едут на помятом «вольво», обклеенном бамперными стикерами сверху донизу; Дейзи это напоминает старые чемоданы с ярлыками-наклейками, с какими путешествовали когда-то, в давние времена. Она заметила, что говорила девушка, а паренек вел машину и молча кивал. Вглядываясь сквозь облетевшие ветви кустов, касавшиеся окна, Дейзи подумала, что разглядела надпись на одном из стикеров: «Представь себе кружащуюся в вихре горошину!» — а под надписью — изображение Земли.

Она раздавила сигарету в большой стеклянной пепельнице сразу, как увидела Хармона. Из-за медлительной походки и ссутулившихся плеч он выглядел гораздо старше, чем был на самом деле, и даже одного быстрого взгляда ей оказалось достаточно, чтобы разглядеть, что глубоко внутри он несет печаль. Однако его глаза, когда Дейзи открыла ему дверь, светились живостью и простодушием. «Спасибо тебе, Хармон», — сказала Дейзи, беря у него из рук пакетик с пончиком, который он всегда приносил ей.

Она оставила пакет на кухонном столе, покрытом красной клетчатой скатертью, рядом со вторым пакетом, который положил там Хармон. Она съест пончик позже, с бокалом красного вина.

В гостиной Дейзи опустилась на диван, скрестив полные лодыжки. И снова закурила сигарету.

— Ну как ты, Хармон? — спросила она. — Как мальчики?

Ведь она знала, что именно в этом и была его печаль. Четверо его сыновей выросли, их разбросала жизнь. Они приезжали в гости, появляясь в городе, — взрослые, большие мужчины, а она помнила, как в прошедшие годы Хармона никогда нельзя было встретить одного. Всегда при нем был хотя бы один (или больше) из его маленьких, потом — подросших сыновей, носившихся по скобяной лавке по субботам, окликавших друг друга на стоянке, перекидывавшихся мячом, кричавших отцу, чтобы поторопился.

— У них все хорошо. Кажется, хорошо. — Хармон сел на диван рядом с Дейзи. Он никогда не садился в старое кресло Коппера. — А как ты, Дейзи?

— Коппер приходил ко мне прошлой ночью. Во сне. Правда, мне не казалось, что это сон. Я могла бы поклясться, что он приходил… ну, оттуда, где он теперь… навестить меня. — Дейзи повернулась лицом к Хармону, вглядываясь в него сквозь сигаретный дымок. — Тебе кажется, что это бред сумасшедшего?

Хармон пожал плечами: