Оливия Киттеридж - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Страут cтр.№ 22

«Эмфиземная команда!» — раздается ясный голос Сюзанны и громкий хлопок в ладоши.

Глаза Оливии рывком открываются. Она чувствует, что ее охватывает панический страх, словно ее застали курящей в лесу.

«Вы что, не знаете, что эти штуки могут вас убить?» — «Ох, впервые слышу! — весело отвечает мужской голос. — Сюзанна, клянусь, я никогда раньше об этом и слыхом не слыхал».

Сетчатая дверь открывается и снова закрывается. Кто-то вошел в дом. Оливия садится на кровати: сон безнадежно испорчен.

А теперь из окна доносится более тихий голос. Голос той худышки, подруги Сюзанны, думает Оливия. У нее такое платье, что похоже, ее всю окутали водоросли. «Ну как ты держишься? Все в порядке?» — «Да-а», — Сюзанна как-то растягивает это слово. Наслаждается вниманием, думает Оливия.

«Ну, Сюзи, как тебе нравятся твои новые родственники?»

Сердце у Оливии начинает колотиться о ребра, она усаживается на самый краешек кровати.

«Это интересно», — отвечает Сюзанна, голос ее тих и серьезен: доктор Сью готовится сделать профессиональный доклад о кишечных паразитах. Она понижает голос, и Оливии ничего не слышно.

«Это я могу понять… — тихое бормотание, опять бормотание. — А отец?..»

«О, Генри просто лапочка».

Оливия встает и очень медленно движется вдоль стены поближе к открытому окну. Лучи предвечернего солнца падают ей на щеку, когда она вытягивает шею, чтобы лучше различать слова в бормотании женских голосов.

«Ох, господи, конечно! — произносит Сюзанна, чьи тихие слова вдруг зазвучали совершенно отчетливо. — Я не могла поверить собственным глазам. Я хочу сказать, не могла поверить, что она и вправду его наденет».

Мое платье, думает Оливия. Она чуть отодвигается и прижимается спиной к стене.

«Ну, тут ведь люди иначе одеваются».

Клянусь Богом, это правда, думает Оливия. Но она совершенно ошеломлена и слышит все как бы из-под воды.

Окутанная водорослями подружка снова о чем-то бормочет. Ее слова трудно разобрать, но Оливия смогла расслышать, что та произносит «Крис».

«Тут совсем особый случай, — серьезным тоном отвечает Сюзанна. Оливии представляется, будто эти две женщины сидят в гребной лодке прямо над ней, а она все глубже погружается в темную воду. — Видишь ли, ему на долю выпадали тяжелые времена. Тем более — единственный ребенок, ему и правда трудно пришлось: засосало».

Водоросль что-то бормочет, а весло Сюзанны снова разрезает воду: «Ну, знаешь, большие ожидания».

Оливия поворачивается и медленно оглядывает комнату. Спальню своего сына. Она сама ее построила, и здесь находятся хорошо знакомые ей вещи, например бюро и коврик, который она сама сплела сто лет тому назад. Но внутри ее расползается что-то потрясенное, пухлое, черное.

Видишь ли, ему на долю выпадали тяжелые времена.

Чуть ли не на корточках Оливия медленно крадется обратно к кровати и очень осторожно на нее садится. Что же такое он сказал Сюзанне? Тяжелые времена. Во рту у Оливии, под языком, где-то у задних коренных, выделяется слюна. Она опять, на долю секунды, представляет себе, как ладонь Сюзанны легко и нежно ласкает головку девочки. Что сказал ей Кристофер? Что ему запомнилось? Человек может двигаться только вперед. Человек должен двигаться только вперед.

Кроме того, она сбита с толку, уязвлена до глубины души, потому что ей очень нравится ее платье. У нее вся душа раскрылась, когда она увидела этот тонкий, как кисея, муслин в магазине «Соу-фроу»: солнечные лучи вдруг осветили тревожный мрак надвигающейся свадьбы, розово-красные цветы разбежались по всему столу в ее комнате для шитья. И стали вот этим платьем, в котором она чувствовала себя удобно и спокойно весь нынешний день.

Оливия слышит, как Сюзанна говорит что-то про гостей, а потом хлопает сетчатая дверь и в саду становится тихо. Оливия прикладывает раскрытую ладонь к щекам, к губам. Она собирает всю свою волю, чтобы выйти в гостиную, пока кто-то не обнаружил ее здесь, в спальне. Ей придется наклониться и поцеловать в щечку эту молодую жену, а та будет улыбаться и оглядывать гостиную, причем на лице у нее будет то самое ее выражение: «Я все знаю».

Ах, как больно… Оливия и в самом деле издает стон, сидя на краешке кровати. Что может знать Сюзанна о сердце, которое болит временами так сильно, что несколько месяцев назад чуть совсем не заглохло, чуть не отключилось? Разумеется, она мало двигается, не делает упражнений, и холестерин у нее взлетает до небес. Но все это лишь удобная отговорка, скрывающая то, как в реальности изнашивается ее душа.

Ее сын явился к ней в прошлом году, на Рождество, — задолго до того, как некая доктор Сью объявилась на сцене, — и сообщил матери, о чем он иногда думает. «Иногда я думаю, а не покончить ли со всем этим…» Жуткое эхо прошлого — отец Оливии покончил с собой тридцать девять лет тому назад. Но тогда, только-только вышедшая замуж (уже пережившая собственные разочарования и уже беременная, но еще не подозревающая об этом), она легко отозвалась: «Ох, пап, у нас у всех бывают такие моменты, когда мы впадаем в уныние». Плохо ответила. Не то надо было сказать, как потом выяснилось.

Сидя на краю кровати, Оливия закрывает лицо руками. Она почти уже не помнит, как Кристоферу жилось первые десять лет, и, хотя кое-что ей помнится, вспоминать об этом она не хочет. Она пыталась учить его игре на фортепиано, а он все время играл по нотам неправильно. И он так ее боялся, что это просто выводило ее из себя. Но ведь она его любила! Ей хотелось бы сказать об этом Сюзанне. Ей хотелось бы сказать: «Послушайте, доктор Сью, у меня внутри, очень глубоко, есть что-то такое, что порой разбухает, как голова спрута, и выплескивает в меня черноту. Я не хотела быть такой, но, клянусь, я всегда любила и люблю моего сына».

Это правда. Она его всегда любила и любит. Потому-то она отправилась с ним к доктору в прошедшее Рождество, оставив Генри дома, и сидела в приемной с колотящимся сердцем, пока он не вышел — этот взрослый мужчина, ее сын, — с просветленным лицом и с рецептом на таблетки. Всю дорогу до дому он говорил ей об уровнях серотонина и о генетических склонностях: вряд ли он когда-нибудь в жизни произнес больше слов за один разговор с ней, чем в тот раз. Как и ее отец, он не очень склонен разговаривать.

Неожиданно с противоположного конца коридора доносится звон хрусталя. «Тост за верность, доступную лишь избранным!» — провозглашает мужской голос.

Оливия выпрямляется и проводит ладонью по нагретой солнцем крышке бюро. С этим бюро Кристофер вырос и повзрослел, и то пятно от банки со средством для растирания «Викс вейпораб» все еще ясно видно. Рядом с ним теперь — стопка папок, надписанных почерком доктора Сью, и три черных фломастера «Волшебный маркер». Очень медленно Оливия выдвигает верхний ящик бюро. Раньше это было место для мальчишечьих носков и футболок, теперь ящик заполнен бельем ее невестки: в беспорядке перемешаны скользящие в пальцах, блестящие, кружевные, разноцветные вещицы. Оливия тянет за бретельку и вытаскивает наружу отсвечивающий на солнце бледно-голубой бюстгальтер, с маленькими чашечками, изящный. Она медленно поворачивает его в полной руке, затем сворачивает в комочек и засовывает в свою вместительную черную сумку. Она чувствует, что ноги у нее отекли, — нехорошо.