Манускрипт всевластия - читать онлайн книгу. Автор: Дебора Харкнесс cтр.№ 55

— Мэтью. — В его голосе слышалось облегчение — он названивал своему шефу весь день, даже в музей Питта-Риверса, где частенько между скелетом игуанодона и портретом Дарвина пребывал Мэтью.

«Ясное дело, он с ней, — огрызнулась наконец Мириам, которой он весь день не давал покоя. — Иди домой и жди его звонка там, раз все равно не работаешь».

— Что там за результаты? — тихо, но с хорошо слышной яростью спросил Мэтью.

— А у тебя что? — задал встречный вопрос Маркус.

Глаза Мэтью сузились при виде фотографии, оставленной на полу в ванной.

— Ты где?

— Дома, — с беспокойством ответил Маркус.

Мэтью, подобрав фото, по запаху обнаружил улетевшую под диван записку.

— Принеси результаты и мой паспорт в Нью-колледж. Квартира Дианы во дворе с садиком, подъезд номер семь, наверху.

Через двадцать минут он открыл дверь — волосы дыбом, лицо свирепое. Молодой вампир, едва не попятившись, протянул ему паспорт с вложенным внутрь манильским конвертом. Переступать ведьмин порог без разрешения Мэтью Маркус не собирался.

Мэтью, помедлив, взял у него конверт и отступил в сторону — разрешение было дано.

Он изучал результаты теста, а Маркус смотрел на него, вбирая запахи старого дерева, обветшалой ткани, ведьмина страха и едва сдерживаемых вампирских эмоций. От такой комбинации его собственная шевелюра вставала дыбом и в горле рефлекторно перекатывалось рычание.

С годами он научился ценить хорошие качества Мэтью — умение сострадать, чуткую совесть, терпение к близким. Знал он и его недостатки, главным из которых был скорый гнев. Эти вспышки имели столь разрушительные последствия, что Мэтью после них исчезал на месяцы, а то и на годы, чтобы как-то примириться с самим собой.

Но в таком состоянии, как сейчас, Маркус своего отца не видел ни разу.

Мэтью Клермонт вошел в жизнь Маркуса в 1777 году и бесповоротно ее изменил. Он появился на ферме Беннетов, шагая рядом с носилками, где лежал раненый при Брендивайне [35] маркиз де Лафайет. Мэтью был на голову выше всех остальных и командовал ими, не различая чинов и званий.

Ему никто не перечил, даже маркиз, который держался стойко и не терял юмора. Когда Лафайет предложил в первую очередь заняться солдатами, раненными тяжелее, чем он, Клермонт разразился столь изощренной французской бранью, что солдаты разинули рты, а маркиз умолк.

Вслед за этим он, к изумлению Маркуса, напустился на главного армейского лекаря, знаменитого доктора Шиппена, обозвал его способы лечения «варварскими» и потребовал, чтобы Лафайета пользовал другой доктор, Джон Кокрен. Два дня спустя Клермонт и Шиппен, к восторгу всех медиков и генерала Вашингтона, завели медицинскую дискуссию на беглой латыни.

До поражения при Брендивайне Мэтью перебил целую кучу британцев. Раненые в полевом госпитале рассказывали невероятные истории о его доблести — он, мол, идет прямо на вражеские ряды, и ни пули, ни штыки его не берут. Когда канонада затихла, Мэтью объявил, что за маркизом будет ухаживать Маркус.

Осенью, когда Лафайет смог снова сесть на коня, они с Клермонтом привели из пенсильванских и нью-йоркских лесов армию воинов онейда. Индейцы называли Лафайета Кайевла — искусный наездник, Мэтью же величали атлутануном — вождем, воеводой.

Клермонт оставался в армии еще долго после того, как Лафайет вернулся во Францию. Маркус тоже продолжал службу в качестве помощника полевого хирурга, ежедневно имея дело с ранами от клинков, мушкетов и ядер. Клермонт посылал за ним каждый раз, когда кто-то из его людей бывал ранен, — он говорил, что у Маркуса настоящий дар к врачеванию.

В 1781 году, под Йорктауном, Маркус схватил лихорадку. От собственного дара ему никакой пользы не было, а другие врачи занимались им лишь между делом. После четырех суток озноба и жара Маркус понял, что умирает. Клермонт — снова в обществе Лафайета — пришел навестить кого-то из своих и увидел его. Маркус лежал на сломанной койке в углу, и от него пахло смертью.

Сев рядом с больным, Клермонт рассказал ему о себе. Маркус решил, что бредит. Вампир? Бессмертный? Похоже, он, Маркус, уже умер и попал в ад, где его мучает один из приспешников дьявола — отец всегда говорил, что он туда угодит.

«Ты выживешь, — говорил вампир, — но за это придется заплатить свою цену. Для начала ты возродишься, а после будешь охотиться, убивать и пить кровь — возможно, и человеческую. Поэтому какое-то время тебе нельзя будет ухаживать за больными и ранеными, но потом, когда приспособишься к новой жизни, я тебя отправлю в университет». Так сказал Мэтью.

Перед рассветом Маркус, терзаемый болью, решил, что хочет жить — даже такой ценой. Мэтью вынес его в лес, где ждали онейда, показавшие им тропу в горы. Там, в пещере, где никто не мог слышать криков страдальца, Мэтью выпил из Маркуса всю его кровь. Маркус до сих пор помнил, какая жажда одолела его тогда — он с ума сходил по чему-нибудь жидкому и холодному.

Тогда Мэтью вскрыл зубами свое запястье и напоил его. Могущественная кровь вампира вернула Маркуса к жизни.

Индейцы сидели у входа в пещеру и не пускали его на соседние фермы. Кто такой Мэтью, они знали давно — с тех пор, как он пришел в их деревню. Он подобен Дагваноеньет, бессмертной, носимой вихрем колдунье. Непонятно, зачем боги наделили таким даром французского воина, но пути богов, как известно, неведомы. Дело смертных — учить своих детей убивать таких колдунов: тело сжечь, а кости стереть в порошок и развеять на все четыре стороны.

Заново родившийся Маркус вел себя, как настоящий ребенок: ревел и просил есть. Оленя, которого загнал для него отец, он высосал досуха и насытился, но древняя кровь Мэтью продолжала терзать его.

Неделю Мэтью носил добычу в их логово, а потом решил, что Маркусу пора охотиться самому. Вдвоем они шли при луне по оленьему или медвежьему следу. Мэтью показывал, как нюхать воздух, следить, не шевельнется ли что во мраке, ловить запахи, которые приносит переменившийся ветер — словом, учил целителя убивать.

В те первые дни Маркус нуждался не только в звериной крови, но Мэтью не спешил с охотой на человека. Лишь когда Маркус научился убивать оленей быстро и аккуратно, он дал свое позволение. Женщины исключались: новорожденному вампиру трудно провести черту между ухаживанием и охотой, любовным актом и смертью.

Начали они с больных британских солдат. Некоторые из них молили Маркуса о пощаде, и Мэтью научил его питаться теплокровными, не убивая их. Затем перешли на преступников, которые милосердия не заслуживали. Мэтью каждый раз требовал от Маркуса объяснения, почему тот выбрал своей жертвой именно этого человека, и Маркус понемногу вырабатывал свою этику — как все вампиры, приспосабливающиеся к непростой новой жизни.

Мэтью был известен твердыми нравственными принципами — если он и совершал ошибки, то исключительно в гневе. Маркусу говорили, что теперь его отец стал поддаваться этому опасному чувству реже, чем в прошлом. Возможно, и так, но сейчас Мэтью, на взгляд Маркуса, злился не меньше, чем в день битвы при Брендивайне — а поля боя, где он мог бы разрядиться, под рукой не было.