— О, роза — мой любимый цветок, — дружелюбно улыбаясь и как
бы цепляясь за смятенный взгляд Василия своими блестящими черными глазами,
болтал между тем магараджа. — Не лотос, как у большинства моих соплеменников, а
именно роза! Говорят, что красивейшая на свете женщина, богиня Лакшми,
появилась на свет из бутона лотоса, но я слышал — и верю в это! — что она
родилась из распускающегося, состоящего из ста восьми больших и тысячи восьми
мелких лепестков бутона розы. Вишну, охранитель Вселенной, увидев эту
обворожительную красавицу, укрывавшуюся в своей прелестной розовой колыбельке,
столь был увлечен ее прелестью, что разбудил ее поцелуем и сделал своей
супругою. С этой минуты Лакшми стала богиней красоты, а укрывавшая ее роза —
символом священной божественной тайны. Вы знаете, друг мой, что розами устилают
путь процессиям. Таким образом на них призывают благословение богов. А по
древним законам каждый, кто приносил магарадже розу роз, мог просить от него
всего, чего пожелает.
— Розу роз? — послышался удивленный голос Вареньки. — Я
никогда о ней не слышала. Что это?
— О, это… — Магараджа мечтательно улыбнулся. — Я мог сложить
о ней поэму, длиною равную «Махабхарате» и «Рамаяне», вместе взятым, однако все
слова мира будут бессильны для описания ее красоты. Никакое слово не заменит одного
взгляда. И вы согласитесь со мною, когда увидите ее.
— Она есть у вас? — возбужденно воскликнула Варенька.
Покрывало соскользнуло на плечи, но она этого даже не заметила от волнения.
Василий угрюмо взглянул на очерк нежной щеки, круто
загнутые, вздрагивающие ресницы. «Салтычиха! — напомнил он себе. — Салтычиха,
Иезавель и эта, как ее там…»
Магараджа вдруг облизнул губы, прежде чем заговорить:
— Да, мэм-сагиб Барбара, роза из роз блаженствует в моем
саду. И вы будете иметь счастье зреть ее красоту, достойную венчать богиню! Вы
и мой русский друг.
Глава 7
Роза роз
«Все правильно. Все очень правильно, — билось в голове
Василия. — Нас разбивают, потом нападут — и поубивают. Поодиночке вырежут, как
мы вырезали посты польских уланов под Минском!»
Реджинальда и Бушуева магараджа в сад не пустил: задержал в
тронном зале под предлогом обсудить какие-то важные торговые дела. Оба так
обрадовались, что даже не оглянулись на уходящих в сопровождении двух
стражников Василия и Вареньку.
«Нас, может быть, в зиндан влекут, — мрачно подумал Василий.
— А им лишь бы мошну набить!» Сколько он себя помнил, ему никогда не
приходилось считать деньги, поэтому и Реджинальд, и Бушуев сейчас показались
ему отвратительными крохоборами.
Сад, по расчетам Василия, должен был начинаться как раз за
покоями магараджи: посидел на троне, порешал свои государственные такурские
дела и иди нюхай цветочки! — однако их провели через все три двора (обезьян
по-прежнему всплескивал ладошками, а слоны переминались с ноги на ногу, то и
дело задирая хоботы и оглашая воздух трубным кличем). Затем по узкой каменной
лестничке взобрались на крепостную стену и пошли по ее внешнему краю.
Всю дорогу Василий незаметно обрывал свои цветочные браслеты
и выдергивал по розе из ожерелья. Это его странным образом успокаивало. «В
случае чего скажу: само, мол, развалилось. Сплели слабо, вот и…» К тому
времени, как пошли по стене, запястья его были свободны, а на шее висели одни
будылья. Сделав вид, что любуется окрестностями (они и в самом деле были
прекрасны, эти зеленые волны джунглей, припавшие к дальним голубым,
хрустально-прозрачным горам, тающим в небесной дали!), Василий как бы невзначай
покачнулся — и от этого рассчитанного движения охвостья венка соскользнули с
его шеи и полетели вниз, в ров, окружающий крепостную стену.
Темно-зеленая вода вдруг тяжело, масляно колыхнулась,
раздвинулась, и длинная, узкая морда выглянула на поверхность. Блеснул маленький
тупой глаз… однако зубы, показавшиеся между широко разверстыми челюстями, вовсе
не были тупыми! Пренебрежительным движением отшвырнув венок, упавший ему на
нос, крокодил издал короткий жалобный крик и вновь погрузился вводу.
Василий очнулся. Стражники нависали над обрывом, скрестив
копья, как бы готовые в любое мгновение преградить путь двум иноземцам, буде
они восхотят кинуться в ров. А что, ведь решился сагиб-руси пререкаться с самим
магараджей — значит, у него вполне достаточно безумия скормить себя крокодилам!
Василий оглянулся. Вареньки позади не было! Его обдало
холодом, и только тут он заметил, что держит ее в объятиях.
Его словно бы мечом пронзило! Два желания враз: отшвырнуть
ее как можно дальше — и прижать к себе еще крепче, так, чтобы слиться с нею,
раствориться в ней! — охватили его, вспыхнули таким костром, что он не мог
сказать ни слова, опасаясь, что голос задрожит и выдаст его. И только неуклюже
кивнул, когда Варенька отстранилась и виновато шепнула:
— Простите, сударь. Я так испугалась… Ужасная гадость эти
твари!
Очевидно, обитатели рва имели на свой счет другое мнение,
потому что штук пять, будто по команде, вдруг ноползли из воды на кромку травы,
окаймлявшую ров.
Огромные уродливые тела тускло блестели на солнце.
— Чем их кормят, интересно? Ослушниками вроде меня? —
невесело пошутил Василий, не зная, что лучше: если Варенька примет его за труса
или заподозрит истинную причину неудержимой дрожи его рук.
Стражник, к которому был обращен вопрос, не ответил. Василий
повернулся к другому, однако промолчал и тот, вытянувшись, так сказать, во
фрунт и сделав стеклянные глаза: мол, не могу знать, ваше благородие!
— Может, я чего не так спросил? — удивился Василий. —
Переведите, сделайте милость, вы ведь говорите на их языке побойчее, чем я.
— Напрасно стараться, — улыбнулась Варенька все еще бледными
губами. — Они не ответят ни мне, потому что я женщина, ни вам, потому что вы
иноземец, а значит, ниже их.
— Вам, быть может, неизвестно, однако войну я закончил
полковником, — сухо осведомил Василий.
— В самом деле? — так же сухо выразила удивление Варенька, и
Василия всего передернуло от тонкого жала ехидства, промелькнувшего в ее
голосе.