Ведьма из яблоневого сада - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 45

– Мне кажется, я видела вашу матушку, – сказала она. – Ваш дом неподалеку от собора? У вас коровы такие странные, безрогие, да?

– Что же в них странного? – пожал плечами Доминик, и лицо его, на миг погрузившееся в плечи, показалось Алёне удивительно комичным. Ну да, истерика еще имела место быть, конечно!

– Они ведь безрогие. Или у всех спилены рога?

– Нет, они от рождения комолые. Порода такая – шароле, безрогая. Правда, могу сказать, что все шароле обычно белые; черные, как мои, пока еще редкость. Первые результаты племенной работы.

– Так, значит, вы еще и племенной работой занимаетесь? – восхищенно покачала головой Алёна. Она готова была сейчас болтать о чем угодно – о племенном скотоводстве или о высадке инопланетян на башне самбурского собора, только бы не думать о том, что с ней недавно произошло. – А я думала, у вас только шампиньонница.

– Еще он выращивает пшеницу. Поля от Самбура чуть не до Муляна доходят, – проговорил Манфред. Голос его звучал сухо. Наверное, мужчина до сих пор сердился, что Алёна приняла его за лесного разбойника.

Да нет, он ошибся. Она его не принимала за лесного разбойника. За полевого убийцу – так будет вернее.

– У вас тоже поля в окрестностях Муляна, – сказала она, повернувшись к «полевому разбойнику».

– А вы откуда знаете? – посмотрел он недоверчиво.

– Я вас как-то видела, вы управляли трактором. Я в тот день в Нуайер бегала. Помню, вы колесили по полю туда-сюда, и я еще подумала: ну надо же, еще раннее утро, а человек трудится как одержимый.

– Манфред у нас трудоголик, – пробормотал Доминик. – Впрочем, всякий, кто хочет преуспеть в своем деле, должен быть трудоголиком. Деревенские жители вообще встают рано.

– Удобрения нужно было срочно запахать, – пояснил Манфред.

– Вот-вот, я так и поняла, что там были какие-то удобрения рассыпаны, – пробормотала Алёна с самым невинным видом.

Манфред покосился неприязненно:

– Что, запах не понравился? Городские дамы его не любят, это да, это верно. Хотя, наверное, не так уж вам было противно, если вы то и дело останавливались на обочине и начинали что-то писать.

– Ну и ну… – проворчал Доминик. – Что можно писать на дороге под дождем?

– Не знаю, – пожал плечами Манфред. – В самом деле, Элен, что вы писали тогда?

Алёна покраснела. Ага, так она и признается, что делала заметки для романа… «Да?! Неужели? Как интересно! – последуют изумленные восклицания. – Так вы писательница? И как ваша фамилия, Дмитриева? Нет, мы не знаем такой писательницы!» Она и в России подобного наслушалась выше крыши, чтоб еще и во Франции кайф ловить. Хотя, кстати, не стоит так уж сильно обижаться заранее. Французы вовсе не обязаны быть в курсе всего того многочисленного литературного бреда, который заполонил Россию. Вот ведь, как вчера выяснилось, Алёна Дмитриева понятия не имеет о популярном французском писателе Патрике Жераре, однако оному Патрику от этого ни жарко ни холодно.

Патрик Жерар… Мысль ее от «второго Уэльбека» немедленно скользнула к тому самому Патрику Жерару, который умер – или все же погиб? – двадцать с лишним лет назад где-то в здешних местах, и Алёна вспомнила, что с ней произошло.

Боже мой… Вот попрыгунья-стрекоза! О чем она только думает? Стоит на обочине дороги, развлекается светской болтовней с двумя любезными французами, а между тем не далее как полчаса назад на нее было совершено покушение на свежевспаханном поле, принадлежащем, очень может статься, кому-то из двоих ее собеседников.

А если они тут ни при чем? А вдруг тот человек в красной каске до сих пор лежит на земле неподвижно… лежит мертвый? Ведь тогда Алёна уже утратила право называться жертвой и теперь должна именоваться убийцей, потому что перешла пределы необходимой обороны…

– А скажите, господа, – начала она негромко, с трудом унимая вернувшуюся дрожь, – поля вон там, за лесом, в низине, кому принадлежат?

– Жаку Клавелю, – ответил Доминик. – Он тоже из Самбура, как и я.

– Где он сейчас? – быстро спросила Алёна.

– Думаю, что в Париже, – усмехнулся Доминик. – Его дочь выходит замуж за парижанина, и у них как раз сегодня бракосочетание.

Бракосочетание, ишь ты… И когда Жак Клавель вернется в Мулян, он узнает, что на принадлежащих ему полях был убит человек…

Ее заколотило с новой силой.

– Господа, вы ничего не видели на том поле, когда ехали сюда? – с трудом нашла силы выговорить Алёна.

– А что там такого могло быть? – удивился Манфред.

– Что мы должны были видеть? – подхватил Доминик.

– Я… я не уверена, но там мог быть труп, – пробормотала Алёна. – Понимаете, меня пытались убить на том поле.

Мужчины переглянулись.

– То есть мы должны были увидеть на том поле ваш труп? – хладнокровно поинтересовался Манфред, и Алёна немедленно возненавидела его за подобное спокойствие.

– Вообще-то меня ничуть не огорчает, что мы его не увидели, – хихикнул Доминик. И Алёна немедленно возненавидела его за неуместное веселье.

Самое лучшее было повернуться и немедленно уйти от этих людей, которые над ней откровенно издевались и один из которых, очень может быть, пытался ее убить. Но тогда она точно бы потеряла малейший шанс хоть что-то выяснить. Кое-как, сбиваясь, перескакивая с пятого на десятое, Алёна поведала историю о человеке в красной каске, который на мопеде пытался сбить ее на дороге, а потом загнал на распаханное каменистое поле, и там… и там она, кажется, убила его.

– Ага, – пробормотал Манфред, снова принимаясь озирать Алёну с головы до ног. – Теперь понятно, почему вы в такой панике от меня шарахались. Вы решили, что это я – ваш труп?

– Вы – мой труп?! Честное слово, этого у меня и в мыслях не было, – заверила Алёна и ни на миг не погрешила против истины.

– Да я не в том смысле! – огрызнулся Манфред, который оказался не чужд неких лингвистических тонкостей. – Вы приняли меня за человека, который напал на вас и которого вы ударили по голове, решили, что он потом очнулся и бросился вас догонять. Но ведь я был не на мопеде! И каски на мне нет!

– Мопед и каску ты хладнокровно спрятал где-то в лесу, – хихикнул Доминик. – Там же, где стоял твой «Лендровер». Смотри, колеса у него грязные, а на шоссе вполне чисто, по-моему.