Входная дверь закрылась — на сей раз аккуратно, без хлопка — и раздался мужской голос:
— Девочка, надо быть поосторожнее…
Ник нахмурился: с образом Рассела этот голос не складывался.
Джеральд встал, отложил сигару, проговорил: «Прошу прощения» — и с неловкой улыбкой направился к дверям.
— Это моя сестра, — объяснил Тоби.
— Так вот, как я уже говорил… — начал Морден Липскомб.
Джеральд открыл дверь. Из холла слышалось:
— Ну успокойся, Кэти, успокойся, что ты, в самом деле, разве ж так можно…
Теперь Ник явственно различил в этом голосе карибский акцент. Голос был смутно знакомым, хоть Ник и не мог сообразить, кому он принадлежит — но сердце его рванулось навстречу этому голосу, прочь от сигарного дыма, болтовни старых оксфордцев и жирной скотины Барри Грума.
— А вы кто такой? — спрашивал внизу Джеральд.
— Боже мой, папа! — вскричала Кэтрин. Теперь стало ясно, что она плачет — на последнем слове голос ее дрогнул и сломался.
— Ну, ежели вы — Кэтин папаша, то…
Ник встал и вышел в холл. Он не знал, что происходит, понятия не имел, сможет ли помочь, но понимал, что в любом случае будет полезнее Джеральда.
Кэтрин стояла у лестницы, обеими руками сжимая золотую цепочку сумочки: на высоких каблуках она казалась совсем маленькой, губы у нее дрожали, словно у обиженного ребенка. Несмотря на свою тревогу, Ник едва не рассмеялся — так взрослый улыбается упавшему ребенку, желая его приободрить и убедить, что ничего страшного в падении нет. А падение, очевидно, произошло, и серьезное, — Кэтрин собиралась веселиться всю ночь, а вернулась через два часа. Человека рядом с ней Ник узнал сразу — таксист, с которым она подружилась и как-то раз, пока Джеральд и Рэйчел отдыхали во Франции, привела его в дом: лет пятидесяти, крепкий, с седыми висками и легким запахом ганджи — в «Орбисе» все таксисты приторговывали травкой. В этом доме он выглядел абсолютно неуместно.
— Привет! — сказал Ник и положил руку ему на плечо. — Что случилось?
— Кто он такой? — продолжал вопрошать Джеральд.
— Меня Брентфордом кличут, раз уж вы спрашиваете, — неторопливо отвечал таксист. — Вот, привез вашу Кэти домой.
— Большое спасибо, — поспешно вставил Ник.
— А откуда вы знаете мою дочь? — поинтересовался Джеральд.
— Вы уж о ней позаботьтесь, — продолжал Брентфорд. — Я-то не могу, мне сегодня еще работать.
— Он таксист, — полушепотом пояснил Ник.
— И что, мы должны ему заплатить?
— Я счетчик не включал, — объяснил Брентфорд. — Парень ее послал куда подальше, вот она мне и позвонила.
— Это правда?
— Мы вам очень благодарны, — сказал Ник.
Кэтрин с всхлипом втянула в себя воздух, шагнула к Брентфорду и схватила его за руку. Тот, понимая свое место, осторожно отстранил ее в сторону Ника; тогда она бросилась к нему и зарыдала у него на плече, однако не пытаясь его обнять. В своем горе она не искала у Ника утешения — ей просто надо было куда-то прислониться, поэтому Ник обнял ее осторожной, несмелой рукой.
— Рассел? — спросил он.
Но она рыдала отчаянно, не в силах вымолвить ни слова.
— Милая, что случилось? — воскликнула, сбегая по лестнице, Рэйчел.
— Этот чертов ублюдок ее бросил, — объяснил Джеральд, с негодованием явно неискренним — случилось то, на что он давно втайне надеялся. — Бедная наша киска!
Рэйчел перевела взгляд на Брентфорда, и на лице ее отразилась тень страха, словно таксист принес с собой в дом угрозу куда большую, чем драматическое появление Кэтрин.
— Милая, иди наверх, — сказала она.
В этот момент в холле появился Барри Грум. Жирная рожа его была свирепа и безумна. Ясно было, что он в стельку пьян.
— Эй ты! — заорал он на Брентфорда. — Ты кто такой, а? Отвечай, засранец!
Джеральд положил руку ему на запястье.
— Все в порядке, Барри.
— Если ты ее хоть пальцем тронул, я тебя…
— Да заткнитесь, вы, идиот! — совершенно неожиданно для себя завопил Ник. Звук собственного крика потряс его.
— Заткнись, горилла! — закричала сквозь слезы и Кэтрин.
— Так-так… — протянул Барри, пьяно качая головой. — Так-так… — И на лице его проступила безобразная злобная ухмылка.
— Ради бога, извините… — сказал Ник Брентфорду.
— А почему, собственно, мы все здесь столпились? — как ни в чем не бывало вопросил вдруг Джеральд.
— Милая, пойдем наверх, — позвала Рэйчел.
— Идемте, нас ждут портвейн и сигары, — предложил Джеральд, поворачиваясь к Брентфорду спиной. И добавил: — Дорогая, ты отведешь ее наверх? — с таким видом, словно и вправду вполне готов был сделать это сам.
Кэтрин повернулась и двинулась вверх по лестнице. Рэйчел попыталась ее обнять, но Кэтрин сбросила ее руку. Ник повел Брентфорда к дверям.
— Вы уверены, что мы ничего вам не должны? — спросил он, хотя его наличности едва ли хватило бы на оплату дороги из Стоук-Ньюингтона.
— Вот ведь подонок, — проговорил уже на пороге Брентфорд.
— Да… — ответил Ник, не совсем поняв, кого таксист имеет в виду. Но тот движением головы и руки заверил его, что это все не важно.
Такси исчезло, а Ник еще некоторое время стоял на тротуаре перед домом. Сверху, из открытого окна, доносился женский смех. Ник с наслаждением вдыхал ночной воздух, еще чуть дрожа от волнения — кажется, впервые в жизни он осмелился накричать на неприятного ему человека. Вспомнив о Лео, он улыбнулся и обхватил себя руками. Интересно, что он сейчас делает? Снова вспыхнуло и согрело его воспоминание о сегодняшнем свидании; легким облачком проплыла и растворилась во тьме неприятная мысль о Пите.
Ник вошел в дом и, проходя мимо приоткрытой двери в столовую, услышал голос Джеральда: «…в каких-то отрепьях, и воняет марихуаной!» — и злой смех. Пора наверх, сказал себе Ник, настало время свободы. Ни среди мужчин, ни среди женщин он не нужен. Конечно, невежливо уходить не попрощавшись (поэтому он и не сбежал до сих пор) — но заставить себя вернуться и сесть за стол с Барри Грумом он не мог. Джеральд, наверное, тоже на меня сердится, подумал Ник, но сейчас эта мысль совершенно его не тронула. Он защищал Кэтрин — а значит, безответственным его поведение никак не назовешь. Поднимаясь по лестнице, Ник поймал себя на том, что вполголоса мычит себе под нос яркие, радостные трели из Четвертой симфонии Шумана.
6
— Блин, какой же ты все-таки цыпленок! — сказал Лео.
Что значит в его устах слово «цыпленок», Ник не совсем понимал, догадывался лишь, что это ласковый упрек, непосредственно связанный с его происхождением, воспитанием, неведением множества самых обыденных вещей. Нику это не нравилось — он предпочел бы ласку безо всяких упреков, — однако не сердился на Лео, понимая, что тот сегодня и сам нервничает. Они были в Уиллсдене, ярдах в десяти от дома, где жил Лео с матерью и сестрой.