Где-то на четвертой оконной раме к Иосифу пришел милиционер. Знакомый, но в тот момент при исполнении — Мозырко Александр. Поступил сигнал, что Черняк занимается кустарщиной за деньги.
— Что, Йося, занимаешься?
— Ага.
— И почем берешь?
— Сколько дадут, как договоримся.
— А материал где достаешь?
— Да когда как. В основном заказчики обеспечивают.
— Так-так, на ворованном зарабатываешь. Понятно.
По давней дружбе строго предупредил в первый и последний раз. В дом зашел, выпили по чарке, поговорили про всякое. Уже как бы в приватном порядке.
Мозырко предложил Иосифу:
— Кончай ты выкобениваться — обижаться на советскую власть. Думаешь, народ не понимает? Весь Козелец говорит, что ты из принципа так себя ведешь. Обособился, по ночам, как сыч, из дому выходишь. Вливайся в коллектив. Вон Гришку Кацмана в начальники вывели. А был кем? Механиком. Рядовым. Абрама Кугельмана попросили на прежнюю должность на лозовой фабрике. В райбольнице Римму Троянкер замглавврача назначили пару месяцев назад. Ух, пробивная баба! Что, не евреи? Евреи, еще какие, за километр видно. Что повернули на сто градусов, тебе хоть доложили? Так я, как работник органов, тебе докладываю. Сходи в райком, скажи, мол, хочешь работать с людьми, как заслуженный фронтовик и муж партизанки.
— Не хочу. — Иосиф выпил полстакана — зараз, одним махом.
— От казак! — присвистнул Мозырко. — Хорошо пьешь! По случаю или прикладываешься?
— Не пью. Мирра для компрессов самогон держит. Для детей. Я, честно, пробовал пару раз. Не берет. Голова колется, а не берет.
— А коопторговскую?
— И коопторговскую.
— Ну тогда точно не твое это дело, Йося.
Все-таки четвертый комплект столярки Иосиф закончил и заказчикам поставил. Потом сарай расчистил — ни стружечки. Какие поделки деревянные там скопились, тоже не пожалел. В огороде спалил — дымилось на весь Козелец.
Утром пришел с дежурства, сел на кровать, где Мирра спала, обнял ее за голову, и она от испуга проснулась.
— Ты что, Йося?
— Ничего, Миррочка, надымил я, весь дом в гари-копоти. Как дети спали?
— Кашляли немножко, а заснули хорошо.
— Видишь, Миррочка, как выходит.
— Ложись поспи — воскресенье же.
— Я лягу, а ты меня закачай, как маленького.
Но Мирра уже встала, и Иосиф заснул сам.
Иосиф столкнулся с Риммой на улице. Она первая поздоровалась, как ни в чем не бывало:
— Йося, сколько лет, сколько зим! Как дети? Как Мирра?
— Хорошо. — И дальше пошел.
Римма его хвать за рукав:
— Может, в гости с Миррой зайдете? У меня теперь своя комната в райкомовском доме. Знаешь где?
— Кто ж не знает.
— Ну так что, придете?
— Мирра занята очень на работе, с детьми.
— А ты?
— И я с ней.
— Понятно. Не желаешь. Ну ладно, до свидания.
Иосиф Мирре об этой встрече не сказал. Но Мирра сама завела разговор о Римме:
— У нас на работе говорили про разное и на Римму вдруг перешли. Она теперь в городе известная личность. В райкомовском доме комнату дали. Кто бы мог подумать — три года отработала, и нате — комнату, должность. Правда, ее все хвалят. Даже удивительно — в том смысле, что по заслугам ей все достается, так считают. У нее удивительные способности к лечению. Ой, да слава Богу, хоть кто-то по заслугам получает. Да, Йося?
— Ну-ну.
Римма делалась в городе знаменитостью. Из Киева, из Чернигова к ней приезжали для консультаций больные. Однажды подкатила «Победа». Но «Победа» — полбеды. Человек, который вышел из машины, был одет так роскошно, что в глазах темнело от восторга окружающих. Эта «Победа» ждала Римму до вечера, пока она отработает, а потом увезла ее куда-то. А наутро доставила прямо к воротам больницы.
Говорили, что она лечит все болезни, что раньше, чем на операцию ложиться, если с Риммой поговоришь, все переменится и настанет другая жизнь, если встанешь после операции. Потому что она, конечно, не оперирует, но к человеку подходит удивительно.
Мирра передавала подобные разговоры Иосифу. Он как-то попросил:
— Она нас, Миррочка, обидела. Хочешь, возобнови с ней отношения. Я не против. Но мне про нее больше не говори. У меня внутри начинает болеть от таких разговоров. Какая-то поголовная неграмотность: от всех болезней. Может, она и руками водит?
— Водит, — Мирра обреченно заглянула в глаза Иосифу. Увидела там свое отображение, и ничего больше.
В общем, каждый шел по жизни своей дорогой.
Исаак закончил школу на «четыре» и «пять» и поступил в строительный техникум в Киеве на заочное, чтобы облегчить материально положение семьи. Мирра — в детском саду воспитательницей при младших, а Эммочку отправили в школу в первый класс.
Иосиф увлекся собиранием. Вот каким и чего.
Торгуя на базаре в Козельце, в Остре, в Нежине, в Чернигове, он у таких же, как сам, приезжих тактично выспрашивал, есть ли по их месту жительства евреи или, может, что осталось от еврейских домов. А в округе-то были всё исконные еврейские места: Летки, Янов, Красиловка, Бахмач, Щорс.
Потом ехал по указке. Редко-редко, но все же привозил домой еврейские духовные книги, молитвенники, бумаги-документы, фотографии, различные предметы еврейского быта и религиозного культа. Где заставал молодых — там отдавали за копейки, лишь бы избавиться; где люди постарше, не старики, а близко, — уговаривал с три короба, а если не получалось сразу — приезжал по несколько раз. Бывало, отрабатывал: починит крышу, поставит забор, заготовит дрова. А с настоящими стариками — лет по семьдесят-восемьдесят — говорить бесполезно. Пугались, бывало, до слез, из дому гнали.
Таким образом получался улов. Но очень скудный: в сарае набралось три полки длиной по два метра.
Книги имелись, а читать Иосиф на еврейском ни бум-бум. На идише — так-сяк, с грехом пополам. А на иврите не подступись. Нашел старика в Бахмаче — Берла Шпильмана, стал к нему ездить на обучение под видом племянника.
Мирра, с одной стороны, радуется — у мужа появился интерес. С другой стороны — тяжелый интерес. Ни в семью, ни из семьи. Но, видно, чувствовала сердцем, что надо помалкивать по существу.
Как-то Иосиф говорит:
— Миррочка, у меня обстоятельства. Берл почти что умирает. Совсем один, помочь некому совершенно. И дом у него такой, что в любую минуту может треснуть от ветра. Думаю, надо его перевезти на дожитие к нам. Я возле него буду ходить, а ты своими делами занимайся.
Мирра спрашивает: