Клара еще до рассвета приняла решение, что совершила малодушную ошибку. Но ведь дело житейское, и осуждать нечего. Она долго притворялась спящей в надежде, что Вагрич уйдет тихо. Но потом ей надоело лежать при утреннем свете, и она разбудила Вагрича:
— Ты на работу не опоздаешь?
— Нет. Не опоздаю. Я, когда с тобой первый раз встретился, работал последний день. Я там временно был.
Клара предложила:
— Не теряй тем более времени, надо устраиваться на работу. У тебя жизнь, что-то надо предпринимать для нее.
Вагрич лежал без движения как-то особенно неподвижно.
Клара продолжала:
— Завтрак с семи начинается, я тебе побольше принесу. Поешь — и пойдешь. У меня дела кое-какие намечены. Так что извини.
Вагрич повернулся на бок, приподнялся на локте и погладил другой рукой Клару по голове:
— Бедная, бедная. Нету у тебя дел. Не бойся, я уйду. Конечно, уйду. Сегодня мне расчет обещали. Я тебе денег дам. Много не смогу, но сколько получится.
— Вот еще. Мне твои деньги не нужны. Скоро буду дома. Там у меня работа отличная. Я про потерянные четыреста долларов и не вспомню.
Кларе хотелось продолжить, но она уловила, что Вагрич видит ее насквозь. И осталось только заплакать.
Вагрич, чтобы отвлечь от слез, спросил:
— Где ты работаешь?
— В похоронном бюро, — Клара всхлипнула и успокоилась, так как если продолжать плакать, то, выходит, и работа, кроме всего прочего, у нее дрянная, и значит, жалеет ее Вагрич заслуженно. А женская гордость?
— Ой! Ты в похоронном братстве работаешь? Хевра Кадиша?
— Почему в хевре? В обществе с ограниченной ответственностью. ООО.
— Так вы не только евреев хороните?!
— Глупости! Мы всех хороним.
— Я подумал: раз ты еврейка, то у них. Ух, как они работают! — Вагрич восхищенно причмокнул. — Чуть где что взорвалось, теракт какой-нибудь, они тут как тут. Все кусочки соберут, до ногтя. Сам видел. Рядом со мной грохнуло пару лет назад. Три трупа вдребезги. Через пару минут появились из Кадиша — всё собрали в мешки. Им первым сообщают. Класс!
Клара смотрела на Вагрича с недоумением. Но он не замечал.
— Представляешь, ни ногтика, ни волоска. Подчистую.
Клара спросила:
— Чему ты радуешься?
— Ну как же, соберут, похоронят, Кадиш споют, они ж надеются, что после Страшного Суда встанут. Так чтобы все на месте оказалось.
— А если там не евреи?
— А если евреи? Чтоб не прозевать. Они говорят, Господь разберет.
Глаза Вагрича сверкали. Клара рывком встала с кровати, потянула на себя простыню, прикрылась с шеи до ног.
— Пойду в ванную. А то завтрак пропустим.
Когда Клара вышла, Вагрича в номере не было.
Она вздохнула с облегчением. Спустилась в столовую, проделала операцию с продуктами, крепко поела, вернулась к себе, положила ассортимент в бумажный пакет и отнесла в ванну — там казалось прохладнее на перспективу. В сумке оставила пару яиц и пару булок, а также представленный сегодня белый пресный сыр крупными ломтями.
Погода прекрасная. Намечался нежаркий день.
Про Вагрича она подумала, что он чокнутый и с приветом. Скорей всего, на какой-то почве.
Клара долго ходила по ближайшим улицам, но, видимо, оттого, что они проложены квадратами, а также потому, что глаз искал чего-то знакомого, вырулила к Кикар Цион.
В голове кружилось всякое. Пешеходная мощеная улица Бен Иегуда с лавочками на каждом шагу намекала, что вот другие люди гуляют и радуются, заходят в магазины, прохлаждаются на лавках, тут же молятся, питаются в кафе, а Кларе среди них делать нечего, потому что она без денег и без желания.
Клара прошла вдоль улицы, присела на лавку под большим деревом. Напротив нее расположился старик с электрическим приспособлением вроде пианино на подставке, шнур уходил далеко в сторону и в глубину.
Пел старик невнятно, акустический эффект почти заглушал слова, но постепенно Клара разобрала мелодию, хоть и сильно ускоренную исполнителем:
Я по свету немало хаживал,
Жил в окопах, в землянке, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.
Но тобой я привык гордиться
И всегда повторяю слова:
Дорогая моя столица,
Золотой мой Ерусалим!
Старик вел песню без перерыва несколько раз, как заведенный, монотонно и скоренько, путаясь в цифрах — то похоронен был дважды, то похоронен был трижды. И то и другое ложилось в размер. Но мало ли что где во что ложится. К тому же не специально. Старый человек, путается. Но за припев Клара разозлилась, что слова переделаны под текущий момент.
Пошла в гостиницу.
Стала думать про Вагрича.
А ведь она ему не говорила, что еврейка. Ее никто за еврейку не принимал. Он догадался. Не то чтобы обидно, но какая разница. А он свел к узкому месту: раз еврейка, так и хорони евреев.
Есть не хотелось. Клара уснула.
Ей снилось название гостиницы «Кохав Цион» — «Звезда Сиона». Во сне она смеялась над раскрывшимся смыслом слов. Получился перевод с украинского и иврита одновременно: «кохав Цион» — «любил Сион». «Кохав» по-украински «любил». В прошедшем времени.
Клара повторяла во сне: «кохав, кохав». И «раскохав». В дверь постучали. Клара, не спросив кто, открыла. Вагрич начал сразу, с порога:
— Я деньги получил. Пошли покушаем тут недалеко, а потом вернемся сюда. Я тебя об одном деле хочу попросить. Давай-давай, пошли.
Клара не сопротивлялась.
В кафе рядом с дискотекой, которую Клара сразу узнала по кованым дверям, теперь запертым, потому что день, Вагрич заказал хороший обед. Только много уксуса, как здесь принято, а у Клары повышенная кислотность, и она ела, обреченно смирившись с будущей болью. Обижать человека не хотелось. Клара хвалила еду.
Она будто еще не проснулась, и куски проскакивали внутрь машинально, без осмысления.
Вагрич ничего не говорил. Много ел. Посреди процесса вдруг спросил:
— Может, выпить хочешь? Я сразу не заказал, потому что не пью вообще. А ты выпей, если хочешь.
Клара отказалась, хоть выпить хотелось, чтобы проснуться.
После еды Вагрич нетерпеливо потянул Клару за руку:
— Пойдем в гостиницу.
Клара не собиралась иметь ничего с Вагричем, но после угощения отказывать казалось неловко, и она быстро пошла вслед за ним.
В номере Вагрич сазал:
— Клара. У меня сегодня большой день. И это из-за тебя. Возможно, я тебя двадцать лет искал.