— Но ты помиришься с ним. Правда, Джо?
— Едва ли.
Злопамятность к числу пороков Фрэнсиса не относилась. Робин не вынесла бы, если бы между ним и Джо образовалась пропасть.
— Джо… Что бы между вами ни вышло, Фрэнсис забудет. Он всегда все забывает.
Эллиот покачал головой.
Девушка с жаром сказала:
— Но ведь вы знаете друг друга столько лет! Неужели ты хочешь совсем порвать с ним? Пожалуйста, Джо…
Он помрачнел.
— Робин, дело не во Фрэнсисе, а во мне. — Он остановился и уставился в потолок. А потом промолвил: — Я сказал Фрэнсису, что занимался любовью с Вивьен.
На мгновение Робин лишилась дара речи.
— Тогда ясно, почему Фрэнсис… Но ты скажешь ему правду, ведь так, Джо?
Он ничего не ответил. Только посмотрел на нее.
— Ох… — наконец еле слышно промолвила Робин.
— Сама понимаешь, это не тот случай, когда можно пожать друг другу руки и обо всем забыть.
— Не тот.
У Робин снова заболела голова. Она чувствовала себя наивной дурочкой. Разве она не замечала, что Джо влечет к Вивьен? Можно было представить себе, как Фрэнсис отнесся к тому, что Джо занимался любовью с его, Фрэнсиса, матерью. Она услышала слова Джо:
— Ты устала. Я пошел.
Потом он наклонился, поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты. Она смотрела на снег и понимала, что поступок Джо стал концом целой эпохи. На их тройственном союзе можно было поставить крест. То, что когда-то объединяло ее, Джо и Фрэнсиса, прошло. Прошло навсегда.
Он не собирался ничего рассказывать, но все же пришлось. Джо выбрался из дома, прошел через сад и спустился к реке. Занесенные снегом поля смыкались с пасмурным небом, так что линия горизонта была неразличима. «Что за неразбериха, — думал он. — Робин любит Фрэнсиса, я люблю Робин, я смертельно обидел Фрэнсиса, который, возможно, не любит никого на свете, кроме Вивьен…»
Услышав хруст снега, он обернулся и увидел Хью Саммерхейса. За неделю, что Джо провел на Болотах, они стали приятелями.
— Великолепно, правда? — сказал Хью.
Его карие глаза смотрели на белые поля и затянутую льдом реку.
Джо кивнул.
— Хочется лепить снеговиков и оставлять на снегу свои следы, верно?
Эллиот понял, что брат Робин осторожно следит за ним и тщательно выбирает слова. Наконец Хью сказал:
— Этот парень, с которым встречается Робин… Фрэнсис… Ты его знаешь?
Эллиот снова кивнул:
— Я знаю Фрэнсиса много лет. Мы вместе учились в школе.
— Он достаточно хорош для нее? — напрямик спросил Хью.
Джо не знал человека, который был бы достаточно хорош для Робин. Фрэнсис для этого не годился, а он сам — тем более. Но следовало соблюдать объективность.
— Фрэнсис… Такие люди попадаются только раз в жизни. У него есть все: внешность, талант, обаяние, мозги. Я выносил школу только благодаря ему.
Хью Саммерхейс дураком не был и заметил, что при этом Джо отвел взгляд.
— Но хорошо ли он с ней обращается?
Джо начал торить тропу к маленькой хижине, нависавшей над водой.
— Иногда, — донеслось до шедшего позади Хью.
— Черт… — Он впервые услышал, как с губ Саммерхейса сорвалось ругательство. — Безответная любовь ужасно выматывает. А Робин влюблена в него по уши, верно?
Джо не ответил. Он поднялся на веранду и через окно увидел печь, стол и стулья.
— Это домик Робин, — объяснил Хью. — Она обязательно покажет его тебе, когда поправится… Нужно, чтобы за ней кто-нибудь приглядывал. Я бы взял это на себя, но в Лондоне от меня никакого толку. Я больше не могу там жить. Может быть, ты?..
Вопрос повис в морозном воздухе. Джо встретил взгляд Хью и все понял.
— Неужели это так заметно? — негромко спросил он, и Хью ответил:
— Только мне. Я большой специалист по части безответной любви.
Джо немного постоял на веранде, положив руки на тонкие перила. Он понимал, чего ему будет стоить просьба Хью: возвращение в Лондон вместе с Робин обернется для него новой болью. Придется стоять в стороне, следить за тем, как Фрэнсис снова и снова обижает ее, а потом собирать осколки…
Что ж, выбора у него все равно не было.
— Я прослежу, чтобы все было в порядке, — пробормотал он.
Последовало молчание. А потом Хью Саммерхейс улыбнулся и сказал:
— Снеговики, говоришь? Если мы слепим их на берегу, Робин увидит их из окна спальни.
Они вылепили снеговика, медведя, хижину и некое существо, которое должно было изображать пингвина. К тому времени стемнело; пришлось зажечь в саду фонари и бросать снежками в окно Робин, пока та не выглянула. Робин захлопала в ладоши, а Дейзи отчитала обоих за то, что они подняли столько шума.
Каждое утро Джо совершал долгие прогулки по замерзшим Болотам — чаще один, иногда с Хью или Ричардом. Ричард, который сумел в первую неделю пребывания пробудить в Джо любовь к фотографии, сначала попросил посмотреть его снимки, привезенные из Йоркшира, а потом одолжил ему свою старую бокс-камеру.
[14]
Джо целыми часами гнул спину в заиндевевшем тростнике, установив тяжелую камеру на треногу и пытаясь запечатлеть это зачарованное белое царство. Эллиот полюбил Болота, в их хрупкости и оторванности от остального мира было что-то колдовское. Он съездил в Кембридж и купил нужное оборудование. Он надолго закрывался в холодном сарае, занавешивал единственное окошко одеялом, чтобы оно не пропускало света, и чувствовал давно забытое удовлетворение при виде того, как на бумаге, опущенной в проявитель, постепенно возникает изображение. Увидев фотографии проселка и болота, Ричард Саммерхейс мягко пожурил гостя и написал на обороте конверта адрес своего лондонского друга, профессионального фотографа. Джо смущенно протестовал, но впервые за многие годы начал строить планы на будущее.
В день, когда газеты сообщили, что вождь нацистской партии Адольф Гитлер стал канцлером Германии, Джо в одиночку прошел миль пятнадцать. Эллиот чувствовал, что здесь их ничто не коснется, здесь они в безопасности. Было невозможно представить себе, что жестокости фашизма когда-нибудь нарушат это древнее молчание, что этой земле, украденной у моря, когда-нибудь будет грозить война.
Вскоре они отпраздновали день, когда Робин впервые встала с постели. Дейзи приготовила богатый обед, а Ричард открыл бутылку вина. Говорили обо всем сразу — о политике, о музыке, о литературе… После того как они выпили кофе, Ричард сыграл на пианино, а Дейзи спела, Робин нагнулась к Джо и шепнула: