Белоключевский вылез, обошел джип и увидел сугроб.
– А мне нельзя было сказать, чтобы я отъехал?
– Зачем? – пропыхтела Лиза, пробираясь между грязным боком
джипа и кучами грязного снега по узкой ледовой дорожке. Задача у нее была почти
невыполнимая – с одной стороны, не упасть, а с другой – еще и не испачкать
куртку. Впрочем, было бы отлично, если бы куртку удалось сохранить чистой со
всех сторон.
– Я вполне нормально вышла…
– Вижу, – пробормотал Белоключевский себе под нос. И,
кажется, добавил еще что-то дополнительное про феминисток.
Как он спросил?.. Вы поедаете мужчин или просто превращаете
их в свиней?
– Ты случайно не училась в американских учебных заведениях?
– Почему?
– Потому что там особое внимание уделяют тому, как следует
избегать сексуальных домогательств на работе, в транспорте и других
общественных местах.
– При чем здесь… домогательства?
– Ну, только в американских учебных заведениях можно
вооружиться такой мудростью.
– Какой мудростью, Дима?!
– Ну, например, что передвинуть машину так, чтобы было
удобнее выйти, – суть признание слабости и поражение в правах.
– Что ты несешь? – спросила Лиза, подумав. Он и сам толком
не знал. Понимал только, что почему-то его сильно раздражает ее показное, как
ему казалось, стремление к самостоятельности. Закуривала она сама, дверь себе
открывала сама, виски наливала сама – и все решения тоже принимала сама.
Белоключевский как будто чувствовал в этом угрозу, и это его раздражало.
Гуськом, друг за другом, контролируя каждое движение на
мокром льду, они проследовали мимо будки с охранником прямо за шлагбаум.
Охранник проводил их неприветливым взором.
– Дим, ты так и не сказал мне, зачем нам машина Вадика.
– Разве?..
– Ну зачем?!
– А где она?
Лиза поискала глазами.
– Что? – спросил Белоключевский. – Нет? Или у них подземный
гараж?
– Нет здесь подземных гаражей. – Лиза говорила и
оглядывалась по сторонам. – Когда стали строить дом, хотели и гаражи заложить,
а потом оказалось, что он на плывуне стоит, и гаражи отменили! Дунька так
переживала! И сейчас переживает, ей кажется, что дом качается, знаешь, иногда
она даже среди ночи звонит!..
– А может, он и вправду качается? – предположил
Белоключевский, и Лиза быстро на него посмотрела. – Ну? Где машина?
– А шут ее знает!
– Нет машины?
– За домом, по-моему, есть еще одна стояночка, маленькая, –
проговорила Лиза и ринулась мимо него бежать – за дом, на маленькую стояночку.
Нога у нее поехала, и Белоключевский корректно поддержал ее
под локоть – локоть она немедленно выдернула и дальше побежала самостоятельно и
не слишком элегантно, все-таки скользко было, бежать неловко.
«Что мне с ней делать, всемилостивые апостолы Петр и
Павел?..»
– Вот она, Дима! Грязная такая, в середине. Видишь?
Белоключевский сказал, что видит.
– А как ты будешь ее смотреть? Она же наверняка на
сигнализации!
– Я не собираюсь ее вскрывать.
– А что мы будем делать, если она все-таки заорет?!
– Заорет, значит, нас заберут в милицию. Ты скажешь, что это
машина твоей сестры, и нас отпустят.
– Это машина не моей сестры, а ее мужа! Бывшего. То есть
настоящего, но…
Белоключевский не слушал. Он перебрался через лужу,
отстранил Лизу, присел и посмотрел под днище. Ничего не было видно.
Из облаков, нависших над мрачным зимним азиатским городом,
который почему-то все жаждал славы европейской столицы, неожиданно и сильно
повалил снег. Стало почти темно, и очень захотелось под крышу, в сухое и
привычное тепло.
– Лиза, у меня в «бардачке» фонарик. – Он поднялся,
покопался в переднем кармане и выудил связку автомобильных ключей на массивном
брелке. – Нажмешь на эту кнопку, откроешь дверь и возьмешь фонарик. Давай!
Лиза взяла ключи и посмотрела высокомерно.
– Я знаю, как открываются машины, Дима. Ты мог бы и не
объяснять.
Она еще постояла рядом, а потом спросила с любопытством:
– Дим, а зачем нам фонарик?
– Лиза!
– Иду, – быстро сказала она. – Уже иду. Белоключевский
проводил ее взглядом, присел и опять заглянул под днище. Снег летел, волосы
стали мокрыми, и Белоключевский чувствовал, как холодная капля проползла за
воротник. Он задрал голову и посмотрел в лохматое близкое небо.
Скоро Новый год. Ему всегда было решительно наплевать на
Новый год, все праздники проходили у него одинаково – он улетал в какое-нибудь
«теплое место» и там, лежа под солнышком, продолжал читать свои бумаги, а рядом
лежала красавица и потягивала свой «Май-Тай», как в первоклассном кино. Пока он
был женат, красавица рядом оставалась постоянной – ему некогда было изменять, и
он не изменял, считал, что глупо тратить время на каких-то чужих красавиц,
когда есть своя под боком!
Скоро Новый год.
Если они доживут до Нового года, он расчистит в гостиной
место, постелет другой ковер – притащит со второго этажа, там, кстати, он
гораздо меньше истоптан, – и поставит елку.
Можно принести ее из лесу. При повороте на Ро-щино есть
развилка. Если поехать по ней не направо, к поселку, а налево, приедешь в
лесничество. С самого Диминого детства там всем заправлял лесник с неизвестным
именем. Его все звали по отчеству – Кузьмич. Кузьмич холил, лелеял и берег лес,
зимой пугал в чащобе незадачливых охотников, весной объезжал угодья на буланом
коньке. И конь, и карабин, и барашковый полушубок, накрест перетянутый ремнями,
казались маленькому Белоключевскому очень романтичными, и он некоторое время
даже мечтал стать лесником.
Бабушка отговорила.
Бабушка была академиком. В их семье было два академика –
бабушка и дед. Количеством академиков их академическая семья отличалась от всех
остальных академических семей.
– Дима, – сказала бабушка, затягиваясь «Винстоном», когда он
поведал ей о своих карьерных лес-нических планах, – я тебя умоляю!..
Она всегда разговаривала с ним именно так – ироническим
тоном. Пятнадцатилетний Белоключевский – бунтарь, фрондер, свободолюбивая
личность! – немедленно оскорбился:
– А чем лесники хуже академиков?! Бабушка пожала плечами.