— Да не твое дело! На работе ночевал! И отстань от меня!!
— Ты не ночевал на работе.
— Откуда ты знаешь?! Откуда ты, черт побери, все на свете
знаешь?! Да что тебе за дело?! Или я перед тобой отчитываться должен?! Ты что,
считаешь, что меня купил за свои поганые деньги?! Теперь тебе все можно, да?!
Допрашивать меня, следить за мной, контролировать меня, да?!!
За стеклянной перегородкой возникла и пропала длинноногая
Таня. Вид у нее был встревоженный. Очевидно, им все было слышно — особенно
когда Веник рассвирепел. Данилов терпеть не мог театрализованных представлений.
— Ты, твою мать, что о себе возомнил?! Ты решил, что меня
облагодетельствовал, что ли?! Ты чего, забыл, что было пять лет назад?!
Молчишь?! А вот я сейчас выйду в коридор и расскажу всем, что тогда было, — как
ты после этого станешь свои деньги грести?! Кому ты станешь нужен?! Чего тебе
надо, твою мать?!. Сидел бы, помалкивал, по праздникам грехи замаливал, а ты!..
Веник брызгал слюной — так гневался. И глаза налились, и
сизая петушиная шейка в вороте рубахи сильно покраснела.
Данилов посмотрел — и отвернулся.
За окном опять шел снег.
Ничего он теперь не добьется. Если станет настаивать, Веник
покраснеет еще больше, закричит еще громче, стучать по столу начнет. Его сестра
тоже обожала всякие такие представления. Очень ей нравилось чувствовать себя
невинно оскорбленной, облыжно обвиненной и глубоко несчастной. Данилов
спрашивал ее, почему она пришла в половине первого, а она в ответ плакала и
кричала, что он подлец. Подлец и негодяй.
— Уходи, — сказал Данилов Венику, — уходи, пожалуйста. У
меня очень много дел.
Веник угомонился моментально. Данилов думал, что он для виду
еще повозмущается немного, но он не стал. Подхватил свой портфельчик, накинул
пальто, правда, дверью все же хлопнул — очевидно, чтобы Данилов не
расслаблялся.
В ежедневнике, на чистой и хрусткой странице, Данилов записал:
«Узнать, где на самом деле был Веник в субботу утром. Узнать, есть ли у него в
доме голубая краска. Узнать, был ли у охранника янтарный брелок или еще
что-нибудь янтарное: Узнать, где были С., Т., И. Позвонить Знаменской и Лиде
(на всякий случай)».
С., Т., И. были соответственно Саша Корчагин, Таня Катко и
секретарша Ира. Данилов обозначил их одними инициалами — из конспирации. Он
конспиратор.
Вместо эскиза на экране опять изнемогали разноцветные
кольца. Данилов посмотрел на них с отвращением. Ему нужно работать. Кроме
квартиры академика Знаменской и разгромленной дачи олигарха Кольцова, у него
было еще три проекта в разной степени готовности. Один, например, в виде эскиза
болтался в компьютере.
Когда теперь он сможет нормально работать?!
Дней, данных ему Тимофеем Кольцовым, остается все меньше, а
он тратит их совершенно бездарно, на бесполезные размышления и копание в себе.
Он так и не смог выяснить у Веника, где тот был в субботу утром и зачем он ему
врал.
Завтра или послезавтра вернется Петрысик, отец ребенка и
любовник Марты. Бойфренд, как это нынче именуется.
Ну и ладно.
— Таня, — сказал Данилов в селектор и увидел, как она
выглянула из-за своего компьютера, — зайдите ко мне на секунду.
Она возникла на пороге моментально.
— Что-нибудь захватить, Андрей Михайлович?
— Ничего не нужно, спасибо. Платежку принесли из
Промышленного банка?
Промышленный банк принадлежал Тимофею Кольцову, и все
денежные расчеты шли именно через этот банк.
Таня растерялась. Сколько раз она говорила шефу, что она не
бухгалтер и не секретарша, а шеф как будто нарочно продолжал указывать ей ее
место. Зануда.
— Я точно не знаю, — ответила она оскорбленным тоном и
слегка повела плечом, — надо у Иры спросить.
И сделала движение, как будто собиралась закрыть за собой
дверь.
— У Иры я спрошу сам, — сказал Данилов довольно холодно.
Ритуальные танцы сотрудников, для которых были бесконечно
важны собственный статус и твердое разделение труда, иногда его раздражали.
Какое может быть разделение труда, когда в конторе четыре работника и
приходящий бухгалтер?!
— Вы посчитали, что там получается с лестницами и сводчатым
фронтоном?
— Нет еще, — запнувшись, ответила Таня. Она стояла, а шеф
почему-то не предложил ей сесть, чего с ним раньше никогда не бывало. Она
чувствовала себя неловко, потому что его очки находились как раз на уровне того
места, где кончались ноги и начиналась… юбка.
Шеф поднял голову. Сверкнули очки — очень модные, две дужки
и стекла, больше никакой оправы. Таня тихонько вздохнула.
— Садитесь, пожалуйста, — спохватился шеф. — Я не понял,
почему не готовы расчеты. Мы должны сдать проект до Нового года. По-моему, я
давно об этом сказал. Или не сказал?
— Сказали, Андрей Михайлович. Я не успеваю. У меня очень
много работы, и еще звонки, и вчера с утра я в налоговую ходила…
— Вчера было воскресенье, — заметил Данилов, — никуда вы
вчера ходить не могли.
— То есть в пятницу!.. Конечно, в пятницу!
— А что вы делаете по субботам?
Это был такой неожиданный вопрос, что Таня даже не сразу
сообразила, какого ответа ждет от нее начальник.
На свидание, что ли, собрался пригласить? Как же, дождешься
от него!
Сухарь, каких мало, ледышка, леденец на палочке! Кроме того,
есть же красавица Лидия Сергеевна, которая несколько раз заезжала за ним в
офис, и еще какая-то полоумная звонит каждый день. Хотя он симпатичный и
довольно богатый, и…
Все это молнией пронеслось в Таниной голове, закрутилось
разноцветным вихрем, ударило в щеки, которые сразу предательски загорелись.
— В эту субботу я на лыжах каталась, — неуверенно сказала
она, — с горы.
— А где? — спросил шеф. — В «Волене»?
— На Егорьевском шоссе. Мы всегда там катаемся. Там не так
шикарно, как в «Волене», зато дешевле и подъемник есть… — пробормотала она. —
Мы всегда там катаемся.
— С утра?
— Что?
— С утра катаетесь?
— По-разному, — ответила бедная Таня, — в субботу катались с
утра. Снег шел, и мы решили, что к обеду весь склон засыплет. И поехали рано,
часов в девять, наверное.