Здесь графиня Дю Барри вышла из кареты. Она боялась, что шум подъезжающего экипажа предупредит хитрую старуху, которая, конечно, настороже и, выглянув из-за занавески, сумеет избежать встречи.
Поэтому, в сопровождении одного лишь лакея, графиня быстро прошла по улице Аббасьяль, состоявшей всего только из трех домов, с постоялым двором посредине.
Она скорее ворвалась, нежели вошла в растворенные ворота постоялого двора.
Никто не видел, как она вошла, но внизу у лестницы она встретила хозяйку.
– Где комната графини де Беарн? – спросила она.
– Госпожа де Беарн больна и никого не принимает.
– Я знаю, что она больна. Я приехала, чтобы узнать о ее здоровье.
Легкая как птичка, она в один миг взлетела вверх по лестнице.
– К вам ломятся силой! – закричала хозяйка.
– Кто же это? – спросила старая сутяга из глубины своей комнаты.
– Я, – ответила графиня, внезапно появляясь на пороге с выражением лица, соответствовавшим обстановке: вежливой улыбкой и гримасой сочувствия.
– Это вы, ваше сиятельство! – вскрикнула, побледнев от страха, любительница процессов.
– Да, дорогая, я здесь, чтобы выразить вам участие в вашей беде, о которой мне только что сообщили. Расскажите, пожалуйста, как это случилось.
– Я не смею, графиня, даже предложить вам сесть в такой трущобе.
– – Я знаю, что в Турени у вас целый замок, и постоялый двор я прощаю.
Графиня села. Де Беарн поняла, что она пришла надолго.
– Вам, кажется, очень больно? – спросила Дю Барри.
– Адская боль.
– Болит правая нога? Ах, Боже мой, но как же так случилось, что вы обожгли ногу?
– Очень просто: я держала кофейник, ручка выскользнула у меня из рук, кипящая вода выплеснулась, и почти целый стакан вылился мне на ногу.
– Это ужасно! Старуха вздохнула.
– О да, – подтвердила она, – ужасно. Но что поделаешь! Беда не приходит одна.
– Вы знаете, что король ждал вас утром?
– Вы вдвое увеличиваете мое отчаяние, сударыня.
– Его величество недоволен, графиня, тем, что вы так и не появились.
– Мои страдания служат мне оправданием, и я рассчитываю представить его величеству мои самые нижайшие извинения.
– Я говорю вам об этом вовсе не для того, чтобы хоть в малой мере вас огорчить, – сказала Дю Барри, видя, насколько изворотлива старуха, – я хотела лишь, чтобы вы поняли, как приятен был бы его величеству этот ваш шаг и как бы он был вам признателен за него.
– Вы видите, в каком я положении, графиня.
– Да, да, конечно. А хотите, я вам кое-что скажу?
– Конечно. Это большая честь для меня.
– Дело в том, что, по всей вероятности, ваше несчастье – следствие большого волнения.
– Не стану отрицать, – ответила любительница процессов, поклонившись, – я была очень взволнована честью, которую вы мне оказали, так радушно приняв меня у себя.
– Я думаю, что дело не только в этом.
– Что же еще? Нет, насколько я знаю, больше ничего не произошло.
– Да нет же, вспомните, может быть, какая-нибудь неожиданная встреча…
– Неожиданная встреча…
– Да, когда вы от меня выходили.
– Я никого не встретила, я была в карете вашего брата.
– А перед тем, как сели в карету? Любительница судов притворилась, будто пытается вспомнить.
– Когда вы спускались по ступенькам крыльца. Любительница судов изобразила на своем лице еще большее внимание.
– Да, – сказала графиня Дю Барри с улыбкой, в которой сквозило нетерпение, – некто входил во двор, когда вы выходили из дома.
– К сожалению, графиня, не припомню.
– Это была женщина… Ну что? Теперь вспомнили?
– У меня такое плохое зрение, что хотя вы всего в двух шагах от меня, я ничего не различаю. Так что судите сами…
«Н-да, крепкий орешек, – подумала графиня, – не спит хитрить, она все равно выйдет победительницей».
– Ну что ж, – продолжала она вслух, – раз вы не видели этой дамы, я скажу вам, кто она.
– Дама, которая вошла, когда я выходила?
– Она самая. Это моя невестка, мадмуазель Дю Барри.
– Ах вот как! Прекрасно, графиня, прекрасно. Но раз я ее никогда не видела…
– Нет, видели.
– Я ее видела?
– Да, и даже разговаривали с ней.
– С мадмуазель Дю Барри?
– Да, с мадмуазель Дю Барри, Только тогда она назвалась мадмуазель Флажо.
– А! – воскликнула старая любительница процессов с язвительностью, которую она не смогла скрыть. – Та мнимая мадмуазель Флажо, которая приехала ко мне и из-за которой я предприняла эту поездку, – ваша родственница?
– Да, графиня.
– Кто же ее ко мне послал?
– Я.
– Чтобы подшутить надо мной?
– Нет, чтобы оказать вам услугу, в то время как вы окажете услугу мне.
Старуха нахмурила густые седые брови.
– Я думаю, – сказала она, – что этот визит будет не очень полезен…
– Разве господин де Монеу плохо вас принял?
– Пустые обещания господина Монеу…
– Мне кажется, я имела честь предложить вам нечто более ощутимое, чем пустые обещания.
– Графиня, человек предполагает, а Бог располагает.
– Поговорим серьезно, – сказала Дю Барри.
– Я вас слушаю.
– Вы обожгли ногу?
– Как видите.
– Сильно?
– Ужасно.
– Не могли бы вы, несмотря на эту рану, вне всякого сомнения чрезвычайно болезненную, не могли бы вы сделать усилие, потерпеть боль до замка Люсьенн и продержаться стоя одну секунду в моем кабинете перед его величеством?
– Это невозможно, графиня. При одной только мысли о том, чтобы подняться, мне становится плохо.
– Но значит, вы действительно очень сильно обожгли ногу?
– Да, ужасно.
– А кто делает вам перевязку, кто осматривает вас, кто вас лечит?
– Как любая женщина, под началом которой был целый дом, я знаю прекрасные средства от ожогов. Я накладываю бальзам, составленный по моему рецепту.
– Не будет ли нескромностью попросить вас показать мне это чудодейственное средство?
– Пузырек там, на столе.
«Лицемерка! – подумала Дю Барри. – Она даже об этом подумала в своем притворстве: решительно, она очень хитра. Посмотрим, каков будет конец».