– Что это у вас, милая Шон? Любовное послание? – спросил король.
– Разумеется, сир!
– От кого же?
– От бедного виконта.
– Вы в этом уверены?
– Убедитесь сами, сир.
Король узнал почерк и, подумав, что в записке может идти речь о приключении в Ла Шоссе, сказал, отводя руку с запиской:
– Хорошо, хорошо. Мне этого достаточно. Графиня сидела, как на иголках.
– Записка адресована мне? – спросила она – Да, графиня.
– Король позволит мне?..
– Конечно, черт побери! А в это время Шон расскажет мне «Ворону и Лисицу».
Он притянул к себе Шон, напевая самым фальшивым, по словам Жан-Жака, голосом во всем королевстве:
Над милым слугою утратила власть я, Меня покидают веселье и счастье..
Графиня отошла к окну и прочитала:
«Не ждите старую злодейку, она говорит, что обожгла вчера вечером ногу и не выходит из комнаты. Можете поблагодарить Шон за ее столь своевременное появление вчера: именно ей мы всем этим обязаны: старая ведьма ее узнала, и весь наш спектакль провалился.
Пусть этот маленький оборванец Жильбер, который всему причиной, благодарит Бога за то, что ему удалось сбежать, не то я свернул бы ему шею. Впрочем, пусть не отчаивается: когда я его отыщу, еще не поздно будет сделать это Итак, подводим итоги. Вы должны немедленно выехать в Париж, и там мы начнем все сначала.
Жан».
– Что-нибудь случилось? – спросил король, заметив внезапную бледность графини.
– Ничего, сир. Это известие о здоровье моего шурина.
– Надеюсь, наш дорогой виконт поправляется?
– Ему лучше, сир, благодарю вас, – ответила графиня. – А вот и карета въезжает во двор.
– Это, конечно, карета графини?
– Нет, сир, господина де Сартина.
– Куда же вы? – спросил король, видя, что Дю Барри направляется к двери.
– Я оставляю вас одних и займусь своим туалетом, – ответила Дю Барри.
– А как же графиня де Беарн?
– Когда она приедет, сир, я буду иметь честь предупредить об этом ваше величество, – сказала графиня, судорожно сжав записку в кармане пеньюара.
– Итак, вы покидаете меня, графиня, – сказал, тяжело вздохнув, король.
– Сир! Сегодня воскресенье: бумаги, подписи, бумаги…
Приблизившись к королю, она подставила ему свои свежие щечки, и на каждой из них он запечатлел звонкий поцелуй, после чего она вышла из комнаты.
– К черту подписи! – сказал король – И тех, кому они нужны. Кто только выдумал министров, портфели, бумаги?
Едва король договорил, в дверях, противоположных той, через которую вышла графиня, появились и министр, и портфель.
Король издал еще один вздох, гораздо более тяжелый, чем предыдущий.
– А, вот и вы, Сартин! – произнес он. – Как вы точны!
Это было сказано с таким выражением, что трудно было понять, похвала это или упрек.
Господин де Сартин открыл портфель и приготовился извлечь из него бумаги.
В эту минуту послышалось быстрое шуршание колес на посыпанной песком аллее.
– Подождите, Сартин, – проговорил король и подбежал к окну. – Что это, графиня куда-то уезжает?
– Да, сир.
– Значит, она не ждет приезда графини де Беарн?
– Сир! Я могу предположить, что графине наскучило ждать и что она поехала за ней.
– Однако, если эта дама должна была приехать сюда утром…
– Я почти уверен, что она не приедет, сир.
– Как? Вам и это известно, Сартин?
– Сир! Чтобы ваше величество были мною довольны, мне необходимо знать почти обо всем.
– Так скажите же мне, Сартин, что случилось?
– Со старой графиней, сир?
– Да.
– То же, что и со всеми, сир: у нее некоторые затруднения.
– Но в конце концов приедет она или нет?
– Гм-гм! Вчера вечером, сир, это было намного более вероятно, чем сегодня утром.
– Бедная графиня! – сказал король, не сумев скрыть радостный блеск в глазах.
– Ах, сир! Альянс четверых и семейный пакт – просто ничто в сравнении с этой историей представления ко двору.
– Бедная графиня! – повторил король, тряхнув головой. – Она никогда не достигнет желаемого.
– Боюсь, что нет, сир. Вот разве что ваше величество рассердится.
– Она была так уверена в успехе!
– Гораздо хуже для нее то, – сказал господин де Сартин, – что, если она не будет представлена ко двору до прибытия ее высочества, этого, возможно, не произойдет никогда.
– Вы правы, Сартин, это более чем вероятно. Говорят, что она очень строга, очень набожна, очень добродетельна, моя будущая невестка. Бедная графиня!
– Конечно, – продолжал господин де Сартин, – госпожа Дю Барри очень опечалится, если представление не состоится, однако у вашего величества станет меньше забот.
– Вы так думаете, Сартин?
– Уверен. Будет меньше завистников, клеветников, песенок, льстецов, газетенок. Представление графини Дю Барри ко двору обошлось бы нам в сто тысяч франков на чрезвычайную полицию.
– В самом деле? Бедная графиня! Однако ей так этого хочется!
– Тогда пусть ваше величество прикажет, и желания графини исполнятся.
– Что вы говорите, Сартин! – вскричал король. – Как я могу во все это вмешиваться? Могу ли я подписать приказ о том, чтобы все были благосклонны к графине Дю Барри? Неужели вы, Сартин, умный человек, советуете мне совершить государственный переворот, чтобы удовлетворить каприз графини Дю Барри?
– Конечно нет, сир. Мне остается лишь повторить вслед за вашим величеством: бедная графиня!
– К тому же, – сказал король, – ее положение не так уж и безнадежно. Ваш мундир позволяет вам все видеть, Сартин. А вдруг графиня де Беарн передумает? А вдруг ее высочество прибудет не так скоро? В Компьене бал будет через четыре дня. За четыре дня можно сделать многое. Ну что, будем мы сегодня заниматься?
– Ваше величество, всего три подписи. – Начальник полиции вынул из портфеля первую бумагу.
– Ого! – проговорил король. – Приказ о заключении в тюрьму без суда и следствия.
– Да, сир.
– Кого же?
– Взгляните сами, сир.
– Господина Руссо. Кто это Руссо, Сартин, и что он сделал?
– Он написал «Общественный договор», сир.
– Ах вот как! Вы хотите засадить в Бастилию Жан-Жака?