Джузеппе Бальзамо. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 163

– Вы спрашиваете, что я успел сделать? – повторил он.

– Да.

– Я бросил первый камень и замутил воду.

– Ну и что за болото ты расшевелил? Отвечай!

– Отличное болото: философы.

– А-а, ну да, ну да! Ты запустишь в ход свои утопии, свои затаенные мечты – все эти бредни. А дураки будут спорить, есть ли Бог, или Его нет, вместо того, чтобы попытаться самим, как я, стать богами. С кем же из философов тебе удалось вступить в связь?

– У меня в руках величайший поэт и безбожник эпохи, Со дня на день он должен возвратиться во Францию, откуда был почти изгнан. Он приедет, чтобы вступить в масонскую ложу; я основал ее на улице По-де-Фер, в доме, принадлежавшем когда-то иезуитам.

– Его имя?..

– Вольтер.

– Не знаю такого. Ну, кто еще?

– На днях я должен сговориться с очень известным мыслителем, автором «Общественного договора».

– Как его зовут?

– Руссо.

– Понятия не имею.

– Вы только и знаете, что Альфонса Десятого, Раймонда Люлля, Пьера Толедского и Альберта Великого.

– Да, потому что эти люди жили настоящей жизнью, только они посвятили себя серьезному изучению проблемы бытия.

– Жить можно по-разному, учитель.

– Я знаю только один способ: существовать. Но давай вернемся к твоим философам. Повтори: как их зовут?

– Вольтер, Руссо.

– Я запомню их имена. И ты берешься утверждать, что благодаря двум этим господам…

– Я смогу завладеть настоящим и взорвать будущее.

– В этой стране, стало быть, много идиотов, раз их можно увлечь идеей?

– Напротив, здесь много умных людей, раз на них оказывают большее влияние идеи, а не действия. Ну, и потом, у меня есть помощник гораздо более могущественный, чем все философы мира.

– Кто это?

– Усталость… Уже около шестнадцати веков во Франции господствует монархия, и французы от нее устали.

– Поэтому они свергнут монархию?

– Да.

– Ты в это веришь?

– Разумеется.

– И ты их подталкиваешь, подталкиваешь?..

– Изо всех сил.

– Глупец!

– Что?

– Какой тебе будет прок от свержения монархии?

– Мне – никакого, но наступит всеобщее счастье.

– Я сегодня в хорошем расположении духа и готов потерять время на то, чтобы тебя послушать. Так объясни же мне, во-первых, как ты собираешься достичь счастья, а, во-вторых, что такое счастье.

– Как я достигну счастья?

– Да, счастья для всех или свержения монархии, что для тебя равносильно всеобщему благоденствию.

– Существующий кабинет министров – последний оплот монархии. В него входят умные, предприимчивые, отважные люди, способные еще лет двадцать поддерживать дряхлый и шаткий трон. Так вот они и помогут мне опрокинуть его.

– Кто? Твои философы?

– Да нет, философы, напротив, помогают ему удержаться.

– То есть, как? Философы солидарны с кабинетом министров, поддерживающим монархию? Ну и дураки же эти философы!

– Дело в том, что сам министр – философ.

– Теперь понимаю: философы правят с помощью этого министра. Значит, я ошибся: они не дураки, а эгоисты.

– Я не собираюсь спорить о том, кто они, – проговорил Бальзамо, теряя терпение, – это мне неизвестно; я только знаю, что если теперешний кабинет министров будет свергнут, все станут выражать негодование по поводу кабинета, который придет ему на смену.

Ведь против него выступят, во-первых, философы; во-вторых, Парламент: философы выразят недовольство, Парламент возмутится: кабинет министров начнет преследовать философов и разгонит Парламент. Тогда и верхи и низы объединятся в сильную оппозицию – напористую, стойкую, способную все смести на своем пути, она каждую минуту может подорвать самые основы монархии. На месте Парламента будет суд, назначенный королем. Членов суда обвинят – и справедливо – во взяточничестве, в несправедливости. Народ взбунтуется, и королевская власть лицом к лицу столкнется с людьми образованными в лице философов, с буржуазией, чьи интересы выражает Парламент, и с народом. А народ – это рычаг, который пытался найти Архимед; этим рычагом можно поднять весь мир.

– После того, как ты приподнимешь мир, наступит день, когда он снова упадет!

– Да, но, падая, королевская власть разобьется.

– А когда она разобьется, – я буду пользоваться твоими ложными образами и говорить твоим восторженным языком, – итак, когда рассыплется монархия, что восстанет из руин?

– Свобода.

– Так французы станут свободными?

– Это рано или поздно произойдет.

– И все будут свободны?

– Все.

– Во Франции, стало быть, появится тридцать миллионов свободных людей?

– Да.

– И ты веришь, что среди этих тридцати миллионов не найдется хоть один человек, у которого будет больше мозгов, чем у других? И вот в одно прекрасное утро он отберет свободу у своих двадцати девяти миллионов девятисот девяноста девяти сограждан, чтобы иметь самому чуточку больше свободы. Помнишь, у нас в Медине была собака? Она всю еду пожирала одна.

– Да. Но в один прекрасный день собаки собрались и придушили ее.

– Так то собаки! Люди слова бы не сказали!

– Вы ставите человеческий ум ниже собачьего, учитель?

– Да ведь тому есть подтверждения!

– Какие же?

– Кажется, у древних был Октавиан Август, а у современников – Оливер Кромвель, которые с жадностью пожирали один – римский, другой – английский пирог. А те, у кого они его вырвали, не только ничего не предприняли, но и никак не выразили своего возмущения.

– Даже если предположить, что появится такой человек, не надо забывать, что он смертей, он рано или поздно умрет, а перед смертью он совершит добро, даже по отношению к тем, кого притеснял, потому что изменит природу аристократии. Будучи вынужден на что-нибудь опираться, он выберет то, что сильнее всего: народ. Унизительное уравнение он заменит возвышающим равенством. У равенства нет точных границ, его уровень зависит от высоты того, кто это равенство устанавливает. Вот почему, возвысив народ, этот человек установит такой принцип, который до него не был известен. Революция сделает французов свободными; протекторат второго Октавиана Августа или Оливера Кромвеля сделает их равными. Альтотас подскочил в кресле.

– До чего глуп этот человек! – вскричал он. – Отдать двадцать лет своей жизни воспитанию ребенка; пытаться научить его всему, что знаешь сам, и все ради того, чтобы в тридцать лет этот самый ребенок вам сказал: «Люди будут равными»!..