Медведки - читать онлайн книгу. Автор: Мария Галина cтр.№ 27

Мне захотелось развернуться и побежать следом за Леонидом Ильичом. Я ее не знал. Я не знал эту женщину. Я давно уже не знал никакой женщины, если честно.

Авантюристка? Воровка? Откуда она знает, как меня зовут?

– Ладно, – сказала женщина, – ладно. Не бойся, я пошутила. Мы не знакомы.

– Не сомневаюсь, – ответил я сухо.

– Но согласись, зыкински получилось? Ты аж заикаться начал.

– Как получилось? – переспросил я.

– Зыкински. Слушай, а чего мы на дожде стоим? Пошли в дом? Холодно же.

– Погоди, – сказал я, – ты вообще кто?

– Ну... – она на миг замялась, и я понял, что она сейчас соврет, – у меня к тебе поручение. От одного человека. Очень важное.

Сейчас она скажет «ничего личного» и вытащит пистолет. Маленький такой дамский пистолетик.

– Врешь, – сказал я.

– Ну, вру, – легко согласилась она, – но ведь и правда холодно.

Я подумал, что выгляжу глупо. Стою на крыльце, не решаюсь войти в свой собственный дом. Ну ладно, не свой собственный. Если она не уйдет, мне что, так и стоять тут? Сосед Леонид Ильич знает, что ко мне кто-то пришел, если что, я могу позвать на помощь. А что, собственно, – «если что»?

От напряжения и неловкости мне захотелось спать.

Струйка воды с карниза пролилась мне за шиворот.

Я сказал:

– Ладно.

И стал шарить по карманам в поисках ключей. Ключи нашлись, но пальцы у меня совсем закоченели, и я уронил ключи в траву, потом долго шарил в темноте, а она светила мне зажигалкой, прикрывая ее от дождя ладонью. Язычок пламени просвечивал сквозь нежную плоть, пальцы казались виноградинками, освещенными солнцем. Так их, кажется, и называют – «дамские пальчики».

Я нашел ключи, распрямился и отворил дверь. Я не хотел, чтобы она оставалась за спиной, а потому втолкнул ее в темную комнату и зажег свет.

Я ее не знал.

Она была совсем юной, хотя сейчас их возраст хрен разберешь. Шестнадцать? Двадцать?

Вдобавок она была вся в черном. Черное бархатное пальто, черная муаровая юбка, из-под которой виднелись черные кружевные чулки, огромные черные ботинки с металлической оковкой – и как она умудряется в них ходить, они же должны сбивать ноги до кости. Ногти у нее были крашены черным лаком. Губы – черной помадой. Волосы черные. Глаза черные. И еще черный блестящий камушек в ноздре.

Еще она была мокрой – с черных волос капала вода, с юбки капала вода, с бархатного пальто капала вода. Принцесса на горошине. Почему бы принцессе на горошине, в конце концов, не быть готкой?

Кожа у нее была очень белая, а нос покраснел от холода. Интересно, а когда сопли, они как-то протекают через пирсинговую дырку? Черт знает, о чем думаю...

– Ну, а теперь, – куртку я снимать не стал, мне казалось, что если я сниму куртку, то вроде как ей тоже можно, а потом ее уже не выставишь, – может, все-таки скажешь, что тебе нужно?

Тонкие злые губы у нее мелко дрожали, то ли от холода, то ли от смеха.

– Ну и мокредь, – она встряхнулась, как выдра, и, путаясь в рукавах и раздраженно морщась, стащила свое длиннющее пальто. Под ним оказалось что-то совсем уж невообразимое – кожаный корсет со шнуровкой. Бросила пальто на стул, оно опало, лоснясь, как пустая шкурка.

Я так и остался стоять в куртке. Получилось совсем уж глупо. Поэтому я стащил куртку и аккуратно повесил ее на вешалку.

Сама она села на другой стул – рядом с пальто. Получилось, все стулья заняты, и я остался стоять. Вот же нахалка!

Я убрал ее пальто со стула и сел сам. Теперь получилось – она в доме, я ее вроде как пригласил, и мы сидим друг напротив друга за столом. Очень мило. Похоже, она умеет заставить человека делать то, что ей нужно.

– Я уж думала, мало ли. Вдруг в городе заночуешь. Тогда полный абзац.

А вдруг клиентка? Ерунда, такие самодостаточны, они не заказывают романов про себя. Она, правда, похоже, с фантазиями, может, ночью на кладбище ходит грустить при лунном свете... Какой прекрасный готический роман можно для нее написать, с семейными тайнами и кладбищенскими склепами, с призраком Белой дамы и безумной женщиной, запертой на чердаке старого дома!

Я сидел, смотрел на нее и молчал.

Рано или поздно у нее истощится терпение, и она встанет и уйдет. Или скажет, что ей нужно. Второй раз спрашивать я не собирался.

К тому же она, скорее всего, соврет.

По ней было видно, что она любит и умеет врать – прекрасное, полезное качество.

Она и правда начала маяться. Закинула ногу за ногу (под юбкой обрисовалась острая коленка) – и покачала носком ботинка. Металлическая пряжка отбрасывала мне в лицо ритмичные вспышки света.

Объемистый черный кожаный рюкзак жался к ноге, как собака.

– А чаю можно?

Я недооценил ее наглость.

Я сказал:

– Нет.

– Кончай дуться, – она уселась поудобнее, уходить она явно не собиралась, – я правда замерзла.

Я включил чайник, стараясь не поворачиваться к ней спиной. Аферистка? Рассчитывает, когда я отвернусь, подлить мне в чай клофелину? Или будет шантажировать, угрожая, что заявит, что я пытался ее изнасиловать? Наверняка где-то в кустах прячется ее здоровенный сообщник, только и ждет сигнала. А ей наверняка нет восемнадцати. Или есть? Не хватало мне только сесть за изнасилование несовершеннолетней.

– А у тебя тут камин. Зыкински.

– Он не работает, – сказал я машинально, – то есть нельзя зажигать. Дымоход надо прочистить. Слушай, шла бы ты отсюда. Попей чаю и вали.

Чайник зашипел и выключился. Я налил ей чаю в гостевую чашку. Она тут же бросила туда две ложки сахара и принялась яростно размешивать.

В ней было все не так, какая-то несостыковка, несовпадение. Ложь, маска.

В обыденной жизни разве говорят «зыкински»?

Это специально для меня. Вот такая она неформалка, говорит на молодежном жаргоне. Может, она и брюнеткой стала совсем недавно? Кто она вообще такая?

– А ты чего чаю не пьешь?

– Не хочу, – сказал я сквозь зубы.

– Чай горячий, – она одобрительно кивнула, – хорошо...

Чай она пила довольно шумно. Наглая девица. И невоспитанная. И еще она нервничала.

– Ты все это сама шила? – спросил я.

Рука у нее дернулась, и чай выплеснулся на торчащее из-под бархата колено.

– Не-а, – она покачала головой, – корсет Лялька подарила. А юбку я на блошке у одной старушки купила. Только оборку потом пришила. Нравится?

– Ничего. Мрачновато только немножко.

– Так надо, – сказала она сурово.