Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 199

Октавиан знал, как добиться своего. Он предложит условия капитуляции, обещая городу неприкосновенность. Я и сама отчасти испытывала благодарность при мысли о том, что моя славная столица сохранится и переживет меня.

Белая гробница Александра манила меня, как много лет назад. В блистающем мавзолее под сводчатым куполом все звуки приглушались, слепящий свет рассеивался, делался нежнее и мягче. Но если тогда, в детстве, мое воображение пленял блеск золота, меч и панцирь, то ныне в глаза бросалась прежде всего полная, ничем не нарушаемая неподвижность. Теперь я понимала, что нигде и никогда не могла постичь подлинное значение смерти, ее способность преображать движение в безжалостную неподвижность. Так было и здесь: великий Александр, самый неукротимый из людей, пребывал в нерушимом покое.

И это не дарило успокоение, а ужасало.

Я покинула гробницу с намерением больше сюда не приходить и уже на выходе заметила промелькнувшую ящерку. Она, как и поправлявший кладку рабочий или цокавший копытами по мостовой ослик, обладала той силой, какой навеки лишен бывший властелин мира.

Я вернулась к своим носилкам, носильщики подняли их и понесли, громко топая ногами. Это было движение, это была жизнь…

Меня несли к храму Исиды на восточном краю дворцового мыса, туда, где эхом отдавались звуки моря, как в морской раковине. В то единственное место, где я еще могла обрести покой. Из портика мне была видна аквамариновая гладь воды с белыми пенными кружевами, венчавшими гребни волн. Казалось, что ветер, плачу которого подражают чайки, взывает ко мне. Внутри в тени стояла белая стояла статуя Исиды, словно только что вырезанная из слоновой кости. Она притягивала к себе.

Там, у ног богини — моей единственной матери, другой я не знала, — я могла склонить голову и побыть собой, ни на что не претендуя, никем не притворяясь. Исида видела все насквозь, она все ведала, и я могла безгранично ей верить; именно этого нам так не хватает в наших земных спутниках.

О Исида! Мать моя! Я чувствую себе покинутым ребенком…

Давным-давно моя земная мать канула в обманчивую голубизну гавани, вверив меня попечению Исиды.

Я мала, очень мала. Я едва достаю до постамента статуи, но тянусь и прикасаюсь к ней. Горестно заламывая свои детские ручки, я подношу ей, внушающей трепет, венок из полевых цветов.

— Теперь она твоя мать, — говорит мне старая няня.

Но она так бела, так далека — я едва вижу ее лицо. Мне хочется вернуть лицо настоящей мамы, ее свежие щеки, красные губы, зеленоватые глаза. Я снова тяну руки, и перед моими глазами возникают руки матери, ее тонкие пальцы, беспомощно молотящие по воде и исчезающие.

— Я твоя, возьми и меня! — кричу я богине. — Я хочу к маме!

Но богиня останавливает меня, берет за подбородок и шепчет:

— Дитя, дитя мое, смерть не для тебя. Ты принадлежишь мне и станешь моими руками, моими очами, исполнительницей моей воли, моим воплощением — всегда и во всем.

Я забыла это, или воспоминания спрятались от меня по воле богини — до сего мгновения. А сейчас, когда я стояла в тени статуи, все вернулось, как тогда. Только я стала выше, и руки мои, давно уже утратившие младенческую пухлость, так же беспомощно тянулись к коленям богини, как руки матери, гибнущей в пучине. Но лицо матери остается за пределами воспоминаний; Исида с ее строгой красотой — только такую мать я знаю.

— Каких действий ты ждешь от меня? — вопрошала я богиню. — Только ты можешь направить меня на верный путь. Буду ли я бороться? Ждет ли меня скорая смерть? Какая участь ждет моих детей, какова их судьба?

О Исида, властвующая над судьбой, открывающая и закрывающая двери на нашем земном пути! Поведай мне, к чему я иду, откуда, куда и зачем? Скажи, я готова услышать правду.

И тут словно шелест волн, ласкающих подножие храма, донесся до меня тихий голос рока:

«Потерпи, еще совсем немного, путь недолгий. В конце его ты, рожденная с отвагой в сердце, обретешь покой рядом со мной».

Рядом с ней. Да. Ведь мой мавзолей находится рядом с храмом Исиды, туда ведет одна дорога.

«Пока мужчины приходят поклониться мне, пока женщины приходят, произносят обеты, возлагают цветы и омываются священной водой, до тех пор не исчезнет след твой с лица земли и тебя будут чтить вместе со мной. Ты истинная дочь моя, пребудешь частицей меня с теми, кто любит меня, до конца мира — до самого конца нашего мира…»

Так что же это такое? Это кажется невозможным. Лишь статуи остаются жить на века. Даже Александр ныне недвижен, как пыль на его гробнице, а ведь он был моложе, чем я сейчас.

Однако всего на шесть лет! Мне тридцать девять. Я слишком молода, чтобы уйти, это слишком рано. Несправедливо рано.

Октавиан… Октавиан тоже моложе меня на шесть лет, он почти достиг возраста Александра: в сентябре ему исполнится тридцать три. А потом? Случится ли это потом?

Я спросила Исиду, ждать ли мне неизбежного потом?

И она ответила:

«Да. Потом».

Но я хотела изменить это, должна была изменить. Запечатлена ли судьба необратимо или подлежит пересмотру? И если наши усилия восхитят богов, разве не могут они своей несказанной мощью переписать предначертанное? Они прониклись состраданием к Психее: в неустанной борьбе она заслужила себе место на Олимпе, где присоединилась к сонму бессмертных, испив глоток амброзии. А Геракл… его подвиги сделали его богом.

Только тот, кто борется, вправе рассчитывать на воздаяние. Значит, я могу надеяться лишь на собственную решимость. Проще всего смириться и покориться, но награда за стойкость велика! Таким образом, боги своим невмешательством воодушевляют нас на борьбу, одобряя наше дерзновение.

— Мне сказали, что я найду тебя здесь, — донесся из портика приглушенный, едва слышный голос.

Я повернулась и увидела темный силуэт. Какой-то человек стоял, опершись рукой о колонну: черное рядом с белым.

— Кто смеет меня тревожить! — требовательно спросила я, ибо не желала присутствия смертных в этом священном месте.

Вместо ответа незнакомец, все еще неразличимый, убрал руку от колонны и медленно, осторожно двинулся ко мне.

— Ты не узнала меня?

В голосе Антония звучали печаль и разочарование.

Он жив! Он здесь, отвергая саму смерть!

Я устремилась к нему и, на что уже не надеялась никогда в жизни, обвила руками его шею.

Корабль с черными парусами… Саркофаг… Тихие похороны… Эти ужасные, мучительные образы рассеялись как злобная игра воображения.

Теплое дыхание, живая плоть — он не призрак.

— Благодарение богам! — вскричала я.

Он тоже пренебрег их повелениями, и вот он здесь, живой, со мной. Обратившись спиной к суждению Рима.

— Я должен был увидеть тебя снова, — сказал он. — Я не мог вынести нашу разлуку после того, как мы расстались.