Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 143

— Да. Именно это я и хотел сказать. Этого не потерпят — нет, никогда. Если только ты не согласишься остаться позади…

— Это невозможно. Мне нужно появиться там с самого начала, иначе во мне всегда будут видеть узурпатора.

Я не могла произнести главного: если меня там не будет, Октавиану не составит труда уговорить Антония, пусть он хоть сто раз победит, принять такое соглашение, что для меня в нем не останется места. Это уже случалось. Я ненавидела себя за недоверие к мужу, но, увы, ему, в отличие от меня, свойственна излишняя доверчивость, а Октавиан умел убеждать, как никто другой.

— В тебе в любом случае будут видеть захватчицу, — печально промолвил он.

— Потом люди, возможно, сочтут меня более приемлемой, — сказала я. — Мне ведь довелось пожить в Риме довольно долго, и не припоминаю, чтобы это вызывало особое отторжение. Пальцем на меня не показывали, никто и не заикался о том, что я иностранка. Они знали, что я более цивилизована и культурна, чем они. Даже Гораций и Вергилий не стеснялись заходить ко мне с визитами. И они снова поведут себя так же, вот увидишь. Для этого требуется одно — победа.

— Мы победим, — упорствовал он, — но я должен подождать, пока Октавиан первый пойдет против меня. Он должен выступить как агрессор. Мы отрежем его от баз снабжения, и чем дальше, тем слабее он будет становиться. Его уязвимость коренится в его бедности. Он не может заплатить своим войскам, так что его армия очень скоро развалится сама по себе. Он отчаянно нуждается в деньгах, ему придется распустить иллирийские легионы и обеспечивать ведение войны пустой казной. А война в далеких краях — весьма дорогостоящее предприятие. Не исключено, что одна лишь переброска войск, не говоря о пропитании и экипировке, истощит его возможности. Что чревато бунтами в армии и беспорядками дома.

Спору нет, звучало все здраво и рассудительно. Правда, Октавиан умел находить вдохновенные и скорые решения, благодаря которым выигрывал время.

— И как далеко ты собираешься его заманить? Я бы не хотела, чтобы он оказался в Египте.

— В Грецию, — ответил Антоний. — Греция находится как раз за той линией, что разделяет мою и его части империи. Ему придется пересечь границу, чтобы напасть на нас, и это бесспорно сделает его агрессором.

— Да кому есть дело до законности? Все знают, что идет гражданская война. Какая разница, на кого навесят ярлык агрессора? И кто станет раздавать эти ярлыки?

— Сенат, — произнес он. — И я хочу, чтобы меня признали защищающейся стороной.

— После победы бесхребетный сенат скажет и сделает то, что велит ему победитель. Будет приказано провозгласить Агриппу Еленой Троянской — провозгласит единогласно. Забудь о сенате и сосредоточься на боевых действиях.

И почему он не видит, что их сенат выродился в беспомощное скопище болтунов, не обладающее реальной властью?

— Мы не станем нападать, — упрямо качал головой он. — Нам нужно, чтобы напали на нас. С помощью нашего огромного флота мы помешаем Октавиану переправить свои войска, а тех немногих, что смогут добраться сюда, оставим без припасов, перерезав пути снабжения.

— Ты меня удивляешь, — сказала я. — Во-первых, мне странно слышать, что ты, лучший из ныне живущих сухопутных военачальников, вдруг решил положиться на флот. А во-вторых, следует помнить: Агриппа на море таков же, как ты на суше. Вряд ли он согласится покорно следовать твоим предписаниям.

— У него не останется выбора, — возразил Антоний. — Он не в силах изменить географию. Италия находится к западу отсюда, и, чтобы нанести удар, Агриппе придется переправиться через широкое Ионическое море. Путь долгий и трудный, а мы будем спокойно ждать его наготове. Мы-то можем позволить себе ждать. Пусть противник, измотанный физически и морально, пожалует в гости, а уж достойная встреча ему обеспечена.

Поначалу неожиданное проявление открытой враждебности Октавиана повергло Антония в уныние, ибо он чувствовал себя обманутым и преданным. Я прибыла в Эфес и застала его в мрачном возбуждении.

Разумеется, в таком состоянии Антоний не замечал красот города, а вот я нашла Эфес весьма живописным. Из удобной гавани через Портовые ворота можно было попасть на широкую улицу, ведущую прямо от причалов к горе Пион, у основания которой и лепился город. Домики карабкались вверх по склонам, а на равнине располагались широкая городская площадь-агора и театр. На широких горных уступах я увидела много разной зелени, но прежде всего бросались в глаза темно-зеленые, почти черные кипарисы. Но главным здесь, конечно, было море — блестящее, сияющее рассеянным солнечным светом. В этой волшебной мерцающей воде плавали острова и полуострова.

Мне все же удалось уговорить Антония выбраться со мной за пределы городских стен, посидеть на замшелых камнях, нагретых солнцем, и полюбоваться облаками, что несутся в огромном небе, причудливо отражаясь на изменчивой поверхности моря.

Эти гипнотические узоры, в сочетании с неподвижностью и тишиной, нарушаемой лишь колокольчиками пасшихся на склонах коз, несколько разогнали черную меланхолию моего супруга.

— Ах, — промолвил он, взяв меня за руку, — порой мне кажется, что я был бы счастлив и в изгнании — лишь бы рядом с тобой.

А я подумала: проходят дни нескончаемой вереницей, а нам никогда не хватает времени поднять глаза на небо — почему? Почему мы все время смотрим под ноги?

— Я отправилась бы с тобой в изгнание, — сказала я. — Но такое наказание означает запрет возвращаться на родные берега.

— Может быть, мы слишком привязаны к дому? — предположил он. — Провести жизнь в странствиях тоже приятно и интересно.

Одних моих переживаний из-за вынужденной разлуки (долго ли еще она продлится?) с оставшимися дома детьми было достаточно, чтобы понять: скитальческая жизнь не для меня. Я слишком глубоко вросла корнями в Египет. Однако, глядя на Антония, я понимала: в отношении себя самого он прав. В душе он являлся обычным человеком, волею судеб вознесенным на необычайную вершину власти. Ему, возможно, больше подошло бы гулять по полям, любоваться морем и небом, чем повелевать Римом. Если он и имел желание стать господином мира, то не настолько сильное, чтобы вложить в это стремление всего себя. Между тем борьба за власть требует полной самоотдачи, и добиться успеха, стремясь к победе с меньшей страстью, чем твой соперник, весьма затруднительно.

— В странствии ты никогда не должен оглядываться назад, на то, что оставил позади, — наконец проговорила я.

Именно здесь, в Эфесе, началось его личное восхождение к власти, когда он прибыл туда после победы при Филиппах — окрыленный успехом и провозглашенный воплощением Диониса. Теперь все начиналось заново. Впереди открывались новые, еще более широкие горизонты. Но сейчас он сидел на холме, где паслись козы, и любовался проплывавшими над головой облаками.

Однажды утром в Эфесе я увидела ее: впечатляющую восьмигранную гробницу, что вздымалась рядом с оживленной улицей. По улице сновали прохожие: покупатели с корзинками возвращались с рынка, чиновники выходили из служебных зданий на склоне. Здание не оставалось в стороне от окружающей жизни, дети играли у его подножия, на ступенях обменивались новостями женщины, в тени колонн отдыхали старики. Здесь назначали свидания и деловые встречи.