Подпустив их достаточно близко, д’Артаньян поднял пистолет,
тщательно прицелился в самого дальнего и выстрелил. Потом из другого пистолета
уложил второго.
И тут же над головой зазвенело стекло, высаженное, надо
полагать, дулом мушкета, а вслед за тем мушкет оглушительно выпалил и грянули еще
два пистолетных выстрела.
В дверях конюшни блеснули две вспышки – это стрелял из своих
пистолетов Лорме.
Пороховой дым не успел рассеяться, когда д’Артаньян бросился
вперед, вопя во всю глотку: «Бей, руби!» – чтобы его спутники ненароком не
зацепили и его, вздумай они снова открыть огонь.
Семь выстрелов со стороны осажденных уложили троих, что было
весьма неплохо, ибо уменьшило силы наступавших почти наполовину. Ага, и
четвертый ощутимо задет – он вдруг выпустил шпагу и, сгибаясь пополам, охая,
наугад пошел куда-то во мрак…
Пятый выбыл из дела парой мгновений позже – д’Артаньян,
налетев как вихрь, уложил его одним ударом в горло. Оставшиеся двое, наконец-то
придя в себя, отскочили. Один встал в позицию ан-гард
[5]
,
заслоняясь поднятым клинком на испанский манер, другой с величайшим
хладнокровием, по скупым движениям видно, вырвал из-за пояса пистолет и
выстрелил в д’Артаньяна.
Гасконец – как сторона, нападавшая внезапно, а значит, более
хладнокровная – был начеку, он упал на колено, и пуля просвистела над его
головой.
При вспышке выстрела и он, и стрелявший моментально узнали
друг друга.
– Арамис?!
– Лорд Винтер?!
Восклицание англичанина показало д’Артаньяну, что белобрысый
милорд до сих пор искренне считает его посланцем заговорщиков… Это следовало
использовать.
– Какого черта вы здесь делаете?
– Это моя маленькая тайна, милорд, – сказал
д’Артаньян, зорко следя за противником.
Но тот, опустив шпагу, и не думал нападать. Более того, он
резко бросил второму, вознамерившемуся было то ли от отчаяния, то ли от злости
перейти в нападение:
– Стой на месте! Арамис, черт меня побери… Не мешайте!
Мне нужны не вы… откуда я знал, что вы – здесь? Мне нужна женщина…
– Она под моей защитой, – отрезал д’Артаньян не
допускавшим дискуссий тоном.
– Арамис, отойдите! Вы ничего не знаете…
– И нет нужды. Повторяю, эта женщина под моей защитой.
Убирайтесь, откуда пришли.
– Послушайте! – в бешенстве крикнул
англичанин. – Я пришел сюда за ней и не уйду, пока…
– Отлично, – сказал д’Артаньян. – В таком
случае, попробуйте войти. Посмотрим, как это у вас получится, Винтер… Вас,
кажется, осталось только двое?
– Арамис! Я не собираюсь с вами драться, и вы прекрасно
знаете, почему…
– Ну, тогда отправляйтесь восвояси, – сказал
д’Артаньян. – Иначе, даю вам слово дворянина, мне придется… Выбирайте,
милорд. Или то, наше дело, или – бой на ступеньках этой лачуги… Ну? Я оставляю
решение за вами…
Ожидание тянулось несколько мучительно долгих мгновений.
Потом англичанин, прям-таки взревев от бессильной ярости, крикнул своему
оставшемуся в живых сообщнику:
– Уходим, живо! Черт бы его побрал…
В окне второго этажа раздался пистолетный выстрел, и пуля
сбила с англичанина шляпу. Наверху разочарованно вскрикнула Анна, но второго
выстрела не последовало – должно быть, она успела зарядить только один
пистолет.
На миг задержавшись, лорд Винтер крикнул:
– Благодарю за любезность, милая Анна! Непременно
постараюсь ответить тем же, как только подвернется случай!
И вместе со своим сподвижником растаял во мраке. Д’Артаньян
остался на поле боя полным и несомненным победителем. Ни один из лежавших у его
ног и поодаль не шевелился. Вокруг становилось все ярче – пожар на мельнице
разгорался не на шутку. Пищи для огня, отлично просушенного дерева, там было
достаточно, мельница стояла тут не одно десятилетие, если не столетие, и теперь
из всех окошек с треском вырывались длинные языки пламени, уже взметнувшиеся
выше конической крыши, уже лизнувшие крылья…
Д’Артаньян вбежал в дом, предосторожности ради крича:
– Это я, это я!
И едва не столкнулся с Анной, спешившей навстречу с пистолетом
в одной руке и шпагой в другой:
– Где он?
– Скрылся, – ответил д’Артаньян.
– Как же я промахнулась… Я целила прямо в голову…
– Случается, – сказал д’Артаньян. – Где
Планше? Ага… Молодец, ты все-таки одного подстрелил…
– Я старался, сударь…
– Давайте отсюда побыстрее убираться, – сказал
д’Артаньян. – Они могут передумать и вернуться… Вдруг у него есть еще
сообщники поблизости? И потом, пожар совсем скоро разойдется так, что сюда
сбежится вся округа. А объясняться придется нам, поскольку никого другого на
эту роль не подберешь…
Планше первым выскочил наружу и громко позвал Лорме. Тот
выехал верхом из распахнутой двери конюшни, пригибая голову, чтобы не удариться
о притолоку, ведя в поводу остальных лошадей.
Круто развернув на месте своего английского жеребчика,
д’Артаньян оглянулся. Представшая его взору картина была жуткой, величественной
и притягательной одновременно – вся мельница, высоченное соружение, уже была
объята тугими волнами золотистого пламени, гудевшего и трещавшего, пылающие
крылья продолжали размеренно вращаться, чертя в ночном небе причудливые круги…
Он поневоле засмотрелся – и, не скоро опомнившись, погнал
коня вслед за остальными.
Блуждать верхами в кромешной тьме по незнакомой местности
было бы сущим безумием – кони могли поломать ноги, всадники могли сломать шеи.
И они двинулись вдоль реки, где было чуточку светлее, над берегом, над
отражавшимся в темной воде мириадом звезд. Ехали, пока пожарище не скрылось за
горизонтом, – только небо в том месте долго еще оставалось светлым…
Погони не было – да ее и не особенно следовало опасаться.
Без сомнения, нападавшие рассуждали точно так же, хорошо представляя, какие
неудобства ждут тех, кто решится сломя голову носиться верхами по бездорожью…
В конце концов наткнулись на глубокий овраг, тянувшийся
перпендикулярно реке. Лучшего укрытия до утра нельзя было и придумать. Найдя
подходящий пологий уклон, осторожно свели вниз лошадей, держа их в поводу. До
рассвета оставалось еще часа два.
Слуги с лошадьми деликатно расположились в отдалении, а
д’Артаньян, вспомнив свои охотничьи странствия по лесам, отыскал подходящее
деревце, нарубил шпагой веток, прикрыл эту кучу краем плаща и усадил девушку,
закутав их обоих оставшейся половиной.
– У вас неплохо получается, – сказала Анна
вяло. – Святой Мартин, да и только…
[6]