— Тебе хана, сука.
— Черт тебя дери, Энди, — возмутился Колдинг. — Ты опять оставил пост?
— Да завязывай ты со своей уставной ахинеей! «Оставил пост»… Это не долбаный фильм Джона Уэйна. Собираешься кончить эту сучку или нет?
— Мы никого не собираемся кончать! Протри глаза, это же Эрика.
— Я знаю, кто она. Вероломная стерва, которая работала бок о бок с нами два долбаных года, а потом вдруг взяла и убила Брэйди.
Сердце Колдинга упало.
— Брэйди мертв?
Энди кивнул. Его верхняя губа оттопыривалась, и казалось, что он скалится, когда говорит.
— Я вытащил его тело из ангара. Он сгорел заживо, — Энди сверкнул глазами на Эрику. — Так кто тебе платит, шлюха? «Монсанто»? «Генетрон»? Сколько ты получила за убийство парня, который два года охранял твою задницу каждый день?
Эрика зажмурила глаза — не только от боли. Колдинг увидел, как ее охватило раскаяние. Никогда и никого она не хотела убивать.
Энди вскинул «беретту», опустился на колени и приставил ствол ко лбу Эрики. Та зажмурилась еще крепче.
Колдинг поднял свою «беретту».
Краем глаза Энди уловил его движение. Когда он повернулся, прямо на него смотрел ствол пистолета.
— Энди, брось оружие.
Тот открыл рот, затем закрыл.
— Ты что творишь, твою мать?
— Я сказал, брось оружие. Трупов сегодня больше не будет.
Второй раз спустя столько минут Колдинг сделал движение прежде, чем подумал, словно застигнутый врасплох на скоростной полосе. Никогда в жизни он не целился из оружия в кого-либо и сейчас чувствовал, что попал в незнакомую ситуацию: погибший коллега в ангаре, раненая женщина перед ним на полу, заходящий на посадку вертолет и пистолет в собственной руке, направленный в лицо убийцы из спецназа. Если Энди вдруг взбесится и попытается применить свое оружие, у Колдинга — лишь доля секунды, чтобы нажать на курок, иначе он будет убит.
Двигаясь медленно, Энди стал подниматься на ноги, одновременно нацеливая пистолет в потолок.
— Ладно, ладно, шеф, ухожу.
Колдинг вел стволом, пока Энди поднимался, не сводя его с лица парня.
— Я велел тебе бросить оружие. И выведи из корпуса Цзянь.
— Но у нас «гости». Вы хотите, чтобы я вышел отсюда безоружным?
Энди задал риторический вопрос, но это было именно то, чего хотел Колдинг.
— Энди, я сказал, брось свою чертову пушку и выходи из главного… сейчас же.
Энди медленно присел на корточки и опустил пистолет на пол.
— Пожалел дерьмо… Дождешься, что Магнус узнает… — Он ухватил Цзянь за локоть и повел к выходу. Та прижимала диск к груди, как единственного ребенка.
Когда они вышли из лаборатории, Колдинг вздохнул. Ничем хорошим не кончится, если нажить себе врага в лице Энди Кростуэйта. Но здесь больше никто не должен умереть, вот и все. Он поднял пистолет Энди, поставил на предохранитель и сунул за пояс штанов. Затем опустился на колени подле Эрики.
— Доктор Хёль, простите, что мне пришлось так с вами поступить.
Господи, как больно! Она подозревала, что сломано несколько ребер, но раньше ничего себе не ломала. Боль забирала все силы. Казалось, будто ей в правый бок вколотили толстые палки. Или копья. Зазубренные, из стекла.
— Доктор Хёль, — сказал Колдинг. — Ответьте, пожалуйста. Вы меня слышите?
Она не могла даже пошевелиться. Малейшее движение будило волны почти ослепляющей боли в груди. Но какой бы жуткой ни была эта боль, она не заглушала ужаса от сознания того, что Эрика убила человека.
Говорить было тоже больно, и тем не менее ей удалось вымолвить несколько слов:
— А Брэйди правда… умер?
Колдинг отвел взгляд в сторону, оглянулся и затем кивнул.
— Если Энди так взбеленился, значит, да. Умер.
Господи, о чем она думала? Взрослая женщина, а не коммандос. Неужели месть Клаусу всего этого стоила?
Уж конечно, не жизни Брэйди — милого парня, такого вежливого, почтительного… Сколько ему — двадцать восемь? Двадцать девять? Она не могла припомнить, а теперь это уже не имело значения, поскольку свое тридцатилетие он уже не встретит.
— Боже мой… Колдинг, я… Клянусь, я не хотела…
Колдинг кивнул. Он не злорадствовал и не сердился. Он выглядел очень грустным, как человек, только что ставший свидетелем несчастья и понимавший, что оно произошло на самом деле, но никак не желавший смириться с этим.
— Доктор Хёль, я обязан сохранить жизнь всем остальным. Расскажите, чего нам ждать.
Она было решила пожать плечами, но это оказалось еще больнее, чем говорить:
— Не знаю… Фишер… вот-вот будет здесь.
Колдинг вновь кивнул, будто ее слова лишь подтвердили его подозрения.
— Почему он летит именно сейчас? Ведь мы здесь уже два года.
Она покачала головой:
— Без понятия. Я-то просто думала… погубить Клауса. Я не хотела, клянусь вам.
— Ладно, — сказал Колдинг. Он протянул руку и осторожно погладил ее по голове. — Постарайтесь пока не двигаться. Я сразу же вернусь, как только найду что-нибудь болеутоляющее.
Пи-Джей Колдинг встал и выбежал из лаборатории, оставив Эрику Хёль плачущей от стыда, потрясения и мучительной боли.
8 ноября. Карета подана
Колдинг побежал в ванную и разорвал упаковку закрепленной на стене аптечки. Он выхватил марлевый бинт, пакеты для стерилизации и баночку с болеутоляющим «Эдвил». Облегчит ли боль Эрики «Эдвил»? Он не знал, но должен был что-то сделать. Не сдержался, вышел из себя и ударил женщину по ребрам со всей силы. Он вел себя как зверь, словно перед ним был Пол Фишер.
«Вспомни топор, начальничек. Топор Эрики едва тебя не угробил».
Нет, какие могут быть отговорки: ранение Эрики, смерть Брэйди и взрыв — он за все в ответе.
Колдинг распахнул пуховик и посмотрел на себя в зеркало ванной. Серая нательная рубашка пропиталась кровью. Он осторожно оттянул распоротую ткань посмотреть на рану. Кровь все еще проступала каплями, но это была скорее глубокая царапина, чем опасное для жизни ранение. Достаточно серьезно, чтобы врезать женщине по ребрам? Нет. Однако он вновь попробовал эту мысль на вкус — странно было чувствовать вину за то, что защищался от нападения.
Колдинг принялся разрывать упаковку бинта, когда его внимание привлек рев реактивных двигателей. Боль Эрики, собственная рана — этому придется подождать. Он движением плеч накинул пуховик, выдув небольшое облако пушистых белых перышек, и побежал к воздушному шлюзу главного входа. Через несколько секунд Колдинг шагнул в зимнюю ночь. Пожар ангара заметно утих. Легкий ветер нес падающий снег под углом, делая прожекторы освещения периметра похожими на мерцающие конусы света. Двигатели приближающегося самолета ревели уже немыслимо.