— Я немедленно иду спать, — проворчала Кортни, но отец
ехидно осадил ее:
— Ну уж нет, дорогая, ты останешься здесь.
— Ноя…
— Ты собираешься шпионить за братом, — мягко вставил Дуглас,
— а это не только бестактно, но и пустая трата времени, потому что ты уже все
успела увидеть. И продолжения не жди. Сегодня ничего больше не случится, поверь
слову старика отца.
Он уселся за стол и принялся сдавать карты.
— Почему ты так уверен? — мятежно прошипела девочка,
плюхаясь на стул.
— Видишь ли, я знаю твоего брата. Ной не настолько груб и
глуп, чтобы заниматься любовью с женщиной на шезлонге в собственном дворе!
Кортни поколебалась, обдумывая сказанное, и наконец
равнодушно пожала плечами, явно решив сдаться. Этот жест лучше всяких слов
подсказал Дугласу, что девочка признается в собственной не правоте. Но
разумеется, покаянных тирад от нее не дождешься.
Кортни подняла свои карты, присмотрелась и вздохнула.
— Не забыл, что все еще должен мне сто сорок пять долларов?
— осведомилась она. — Если не заплатишь, включу счетчик.
— Это как? — с притворным страхом осведомился Дуглас.
— Восемнадцать процентов в неделю по истечении месяца. Мне
пора подумать о будущем.
— У тебя не предвидится никакого будущего, если станешь
драть с меня такие грабительские проценты.
Но удача явно отвернулась от Дугласа: Кортни выиграла еще
пятнадцать долларов, и оба мирно заснули, так и не досмотрев очередной фильм
пятидесятых годов.
— Уже поздно, — шепнула Слоан, когда Ной наконец оторвался
от ее губ. — Мне пора.
— Знаю.
Ной неохотно разжал руки, посмотрел на часы и с изумлением
увидел, что уже начало четвертого. Она права.
Он поднялся и помог ей выбраться из шезлонга.
Слоан легко поднялась, оглядела свои босые ноги, безнадежно
смятое платье и поспешно схватилась за голову, пытаясь привести волосы в некое
подобие порядка. Иисусе, на кого она похожа!
При мысли о том, чем они занимались последние два часа, ее
охватил стыд. Что, если кто-то увидит, как она крадется в дом в такой час?
Настоящая вавилонская блудница! И хуже всего, что Ной, по-видимому, ее таковой
и считает.
А Ной в это время думал, что она выглядит восхитительно.
Настоящая женщина, только сейчас лежавшая с мужчиной, который лишь
сверхъестественным усилием воли от нее оторвался… Никакое удовольствие не
сравнится с возможностью запускать руки в копну этих золотых волос и терзать
губы, пока они не распухнут! Поверить невозможно, что он провел два
относительно целомудренных часа на неудобном шезлонге и все же задыхается от
счастья, словно все это время занимался с ней любовью, и это принесло ему куда
больше удовлетворения, чем десяток ночей в постели с пылкой любовницей.
Она тихо скользила по ступеням террасы с низко опущенной
головой, словно погруженная в невеселые мысли, и Ной невольно попытался увидеть
случившееся ее глазами. Говоря по правде, он вел себя как сексуально
озабоченный, неопытный шестнадцатилетний сопляк с потными руками, который
обжимается на заднем дворе. Безмозглый болван, не догадавшийся повести женщину
в уютное местечко, где их никто не увидит. Он совестился своего поведения, и не
без оснований. Какой позор!
Когда они подошли к куртине пальм на краю газона, Ной глухо
выговорил:
— Мне очень жаль. Простите, я не хотел заходить так далеко и
давать волю рукам. Я едва не изнасиловал вас на чертовом шезлонге. Не
обижайтесь.
Сердце Слоан подпрыгнуло от счастья. Значит, не она одна
сбита с толку и растерянна!
— Шезлонг? — переспросила она, поднимая на него смеющиеся
глаза. — Изнасиловал? Теперь это так называется?
Вместо ответа Ной рванул ее к себе, но Слоан, покачав
головой, уперлась ладонями ему в грудь.
— Должно быть, у меня не слишком хорошая память…
— А я хочу, чтобы ты все помнила отчетливо. — обронил Ной,
чуть приподняв ее подбородок. — Я сделал это… — Он коснулся губами ее виска. —
И это… — Он скользнул губами по щеке, прикусил мочку, улыбнувшись про себя,
когда Слоан вздрогнула и приникла к нему. — А потом это… — Она закрыла глаза, и
он прикоснулся губами к каждому. — И это…
Он раскрыл ее губы своими и стал жадно пить нектар рта,
наслаждаясь вкусом, прижимая ее все сильнее к напряженному телу. Но когда Слоан
страстно ответила на поцелуй. Ной потерял голову, второй раз за эту ночь. Он
прислонил Слоан к дереву, сжал ее руки, поднял вверх и навалился всем весом,
давая Почувствовать ей свое возбуждение. Его язык насиловал ее рот,
вздыбившаяся плоть упиралась в бедро, и груди Слоан призывно набухли, просясь в
его ладони. Ной отнял одну руку и провел пальцами по мягкой коже горла к груди,
сначала слегка погладив ее костяшками пальцев и тут же властно сжав. Ее
свободная рука обвилась вокруг его шеи, тело выгнулось, и он принялся
лихорадочно возиться с затейливой застежкой, скреплявшей лиф платья, по тут же
опомнился, поняв, что едва не натворил.
Пытаясь взять себя в руки, Ной оторвался от Слоан и
пристально вгляделся в озаренное лунным светом лицо.
— Это безумие, — хрипло пробормотал он и, нагнув голову,
снова завладел ее губами.
Глава 28
— Поздно легла? — оживленно спросила Парис, присаживаясь на
постель Слоан и аккуратно расправляя модное платье.
Слоан лениво перевернулась на спину.
— Очень поздно, — сонно улыбнулась она, вспомнив о Ное. —
Который час?
— Половина одиннадцатого.
— Господи!
— Вот именно. Хорошо еще, что я перед сном попросила Дишлера
не включать сигнализацию, иначе, возвращаясь, ты подняла бы тревогу и переполох
получился бы неописуемый.
Слоан, охнув, прикрыла рот рукой. Она совсем забыла про
сигнализацию прошлой ночью, да и вообще не думала, как проникнуть в дом,
обнаружив, что дверь черного хода не заперта. Можно представить, как
«обрадовался» бы Картер, если бы посреди ночи завыли сирены, включился свет и
он, спустившись, поймал бы дочь на месте преступления.
— Я дам тебе ключ от дома и пульт управления воротами.
Сможешь сама выключать сигнализацию, вводя код. Если этого
не сделать, такое начнется! Инфракрасные лучи образуют нечто вроде паутины,
между ними не проберешься.
Она сообщила Слоан код, и та озабоченно кивнула, не желая,
чтобы сестра подумала, будто в ее обычае шляться невесть где по ночам и что так
будет продолжаться все две недели.