Дорожные работы - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 77

Дрейк сидел за прилавком в дальнем конце кафе рядом с двухконфорочной плитой. На одной конфорке кипел чайник с водой, на другой варилось кофе. На прилавке стояла коробка из-под сигар, в которой было немного мелочи. Рядом была грифельная доска с написанным мелом меню:

Кофе 15 центов

Чай 15 центов

Напитки 25 центов

Болонья 30 центов

ПиБиЭндДжи 25 центов

Сосиска 35 центов

Под меню было нацарапано объявление:

ПОЖАЛУЙСТА, ПОДОЖДИТЕ, ПОКА ВАС ОБСЛУЖАТ!!!

Все люди, работающие здесь, – ДОБРОВОЛЬЦЫ, и когда вы обслуживаете себя сами, они чувствуют себя бесполезными ослами. Пожалуйста, не торопитесь и помните о том, что БОГ ВАС ЛЮБИТ!

Дрейк поднял глаза от журнала – потрепанного номера «Нешнл Лэмпун». На мгновение глаза его странно затуманились, как у человека, который мысленно щелкает пальцами в поисках нужного имени, а потом он сказал:

– Здравствуйте, мистер Доуз. Как поживаете?

– Хорошо. Можно чашечку кофе?

– Разумеется. – Он вынул массивную кружку из второго яруса возвышавшейся за ним пирамиды и налил ее до краев. – Молока?

– Нет, просто черный. – Он положил на прилавок четвертной, и Дрейк вернул ему десятицентовик из сигарной коробки. – Я хотел поблагодарить вас за ту ночь и сделать небольшое пожертвование.

– Вам не за что меня благодарить.

– Нет, есть за что. Если бы не вы, не знаю, что со мной случилось бы на этой вечеринке.

– От наркотиков это часто бывает. Не всегда, но очень часто. Прошлым летом какие-то ребята притащили сюда своего дружка, который закинулся кислотой в парке. У парня начался припадок – он непрерывно кричал, потому что думал, что голуби хотят его заклевать. Похоже на страшную историю из «Ридерз Дайджест», да?

– Девушка, которая подарила мне мескалин, рассказала, что как-то раз она вытащила из канализации человеческую руку. Потом она так и не могла решить, происходило ли это на самом деле, или это была только галлюцинация.

– А кто она, эта девушка?

– Честно говоря, я не знаю, – ответил он искренне. – Ну, как бы то ни было, вот, держите. – Рядом с сигарной коробкой он положил на прилавок свернутые в трубочку банкноты. Сверток был перехвачен резинкой.

Дрейк нахмурился и посмотрел на сверток, не дотрагиваясь до него.

– Собственно говоря, это пожертвование в фонд кафе, – сказал он. Он знал, что Дрейк это знает, но стремился заполнить тягостную паузу.

Дрейк снял резинку, взял сверток в левую руку и пересчитал банкноты искалеченной правой.

– Здесь пять тысяч долларов, – сказал он.

– Да.

– А вы на меня не обидитесь, если я спрошу у вас, где вы взяли…

– Где я взял такую сумму денег? Да нет, чего мне обижаться. Эти деньги я получил от продажи своего дома Городскому Совету. Они проводят дорогу через то место, где он стоит, и выплатили мне компенсацию.

– А ваша жена согласна?

– Моя жена не имеет права голоса в этом вопросе. Мы расстались. Скоро развод будет оформлен официально. Она получит половину компенсации и будет делать с ней все, что душе угодно.

– Понятно.

Позади них старый алкоголик принялся мурлыкать себе под нос. Это не была мелодия, просто мурлыканье.

Дрейк задумчиво пошевелил банкноты указательным пальцем правой руки. Уголки банкнот заворачивались от долгого пребывания в свертке. – Я не могу принять эти деньги, – сказал он, наконец.

– Почему?

– Помните, о чем мы говорили в тот раз? – спросил Дрейк.

Он помнил. – У меня нет больше планов подобного рода, уверяю вас.

– А по-моему, есть. Человек, стоящий обеими ногами на земле, не расстается с деньгами просто так, по минутному капризу.

– Это не каприз, – сказал он твердо.

Дрейк пристально посмотрел на него. – Так как же тогда вы это назовете? Вы ведь отдаете деньги случайному знакомому человеку, которого видели всего лишь один раз за всю свою жизнь.

– Ну и что? Я много раз отдавал свои деньги людям, которых вообще не видел. Фонду раковых исследований. Фонду «Спаси ребенка». Бостонскому госпиталю для больных мускульной дистрофией. А я, между прочим, даже в Бостоне-то ни разу не был.

– И это были столь же большие суммы?

– Нет.

– Вот видите. И это еще не все. Вы принесли с собой наличные, мистер Доуз. Человек, который собирается жить и тратить деньги, никогда не хочет их видеть. Даже когда он играет в покер по пять центов за кон, он пользуется фишками. Фишки делают деньги символическими. Точно так же, как чеки, аккредитивы, ценные бумаги и все в этом роде. А в нашем обществе человек, больше не видящий смысла в деньгах, не видит смысла и в жизни. Ему просто незачем больше жить, понимаете?

– Слишком уж материалистические воззрения «для…

– Для священника? – перебил Дрейк. – Но я уже не священник. С тех пор, как это случилось. – Он кивнул на покрытую шрамами, искалеченную руку. – Рассказать вам, как я добываю деньги, чтобы содержать это кафе? Мы опоздали к лакомому пирогу подачек от разных крупных благотворительных фондов. Люди, работающие здесь, все уже на пенсии. Это старые люди, которые не понимают приходящих сюда ребят, но которые хотят быть чем-то большим, нежели просто тупой рожей, высовывающейся из окна третьего этажа, чтобы понаблюдать за улицей. У меня есть знакомые молодые ребята, у которых есть свои оркестры и которые готовы играть бесплатно по пятницам и субботам. Они еще только начинают, и поэтому им нужна возможность показать себя. Потом мы собираем пожертвования прямо на улицах. Но основной источник средств – это, конечно, богатые люди из высших слоев. Я езжу к ним с визитами. Я выступаю на чаепитиях в женских клубах. Я рассказываю им о подростках, которые уже стали неизлечимыми наркоманами, и о бездомных, которые живут под мостами, а по ночам жгут газеты, чтобы не замерзнуть. Я рассказываю им о пятнадцатилетней девушке, которая путешествовала стопом с семьдесят первого года, а когда она приехала сюда, все волосы на голове и на лобке кишели у нее огромными белыми вшами. Я рассказываю им о венерических болезнях, я объясняю им, кто такие рыболовы – ребята, которые тусуются на автобусных вокзалах, выискивают пареньков помоложе и предлагают им работу мужских проституток. Я рассказываю им, как эти пареньки в конце концов делают минет в мужских туалетах за десять долларов, а если с проглотом, то за пятнадцать. Пятьдесят процентов ему, а пятьдесят – сутенеру. Эти женщины, которым я все это рассказываю, – сначала они бывают абсолютно шокированы, в глазах у них стоит ужас, но потом этот ужас тает, и взгляды становятся масляными. Может быть, они даже возбуждаются, и вагины их выделяют сладострастный сок, но это неважно. Важно то, что это заставляет их раскошелиться. Иногда какая-нибудь из них выкладывает даже больше десятки. Она отвозит тебя на машине в свой дом в Кресенте, представляет тебя членам семьи и ждет, пока ты не произнесешь молитву, после того как служанка внесла первое блюдо. Тебе ничего не остается, ты произносишь эту молитву, даже если слова у тебя застревают в горле и во рту остается неприятный привкус. Ты гладишь по головке ребенка. У них всегда только один ребенок, Доуз, только один, не то что у этих жалких бедняков с окраин, которые плодятся, как кролики. И ты говоришь: ой, какой миленький мальчик, из него вырастет настоящий джентльмен! – или: ой, какая хорошенькая девочка, из нее вырастет писаная красавица! А если тебе уж совсем повезет, то эта женщина пригласит своих партнеров по бриджу или знакомых по клубу, чтобы в качестве приятной интермедии полюбоваться на этого чокнутого священника, который, пожалуй, к тому же еще и завзятый радикал и поставляет оружие «Пантерам Алжирской Свободной Лиги», и ты начинаешь изображать из себя отца Брауна, сдобренного толикой старины Блерни, и улыбаешься им до тех пор, пока лицо не начинает болеть. Все это называется «околачивать денежное дерево» и проходит в самой элегантной и изысканной атмосфере, но когда ты едешь домой, возникает ощущение, что ты только что отсосал какому-нибудь бизнесмену-бисексуалу на вечернем сеансе в кинотеатре № 41. Ну, собственно говоря, и что с того? Таковы правила игры. В каком-то смысле, это составная часть моей епитимьи [18] , прошу простить меня за высокопарное слово. Но моя епитимья не обязывает меня заниматься некрофилией. А именно так, мистер Доуз, я могу расценить ваше предложение. Именно поэтому я и отказываюсь от этих денег. – А за что наложена на вас эта епитимья?