Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ] - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 150

Вовлеченная в эти празднества, я стала их участницей от начала до конца, сколь бы мало это бракосочетание ни значило не только в жизни общества, но даже и в частной жизни принца Франческо. Эти обстоятельства отвлекли меня от серьезных событий, происходивших при римском дворе и годом позже весьма болезненно отозвавшихся при дворе неаполитанском.

Я имею в виду убийство французского генерала Дюфо.

При том положении, какое я занимала, в подобном происшествии для меня ничто не могло остаться неизвестным или не вполне ясным.

Об этом стоит рассказать несколько подробнее, так как именно смерть Дюфо стала поводом для прихода французов в Рим и последовавшего затем учреждения Римской республики.

Ныне, когда мне дано увидеть издали события, а главное, злобу тех лет, я надеюсь, что смогу внести в свое повествование беспристрастие если не судьи, то историка.

Легко догадаться, что, с тех пор как Романье было позволено стать республикой, в Риме возникла республиканская партия.

Эта партия состояла по преимуществу из французов, притом людей искусства, живших в Вечном городе. В самом деле, их ведь могли бы обвинить в недостатке преданности своему патриотическому долгу, если бы они не пускали в ход все средства, вербуя сторонников для того правительства, которое они представляли.

Послом в Риме был Жозеф Бонапарт, брат Наполеона Бонапарта. Его семья быстро набирала силу, поддерживаемая мощной дланью «посланца Провидения», как назвала его Директория.

Жозеф Бонапарт, в котором мы тогда никак бы не могли угадать будущего узурпатора неаполитанского трона, делал все возможное, чтобы сдержать республиканцев, убеждая их, что время для решительных действий еще не пришло.

Вопреки всем его стараниям, они 26 декабря 1797 года уведомили посла, что возмущение назрело. Он их выпроводил, умоляя, по своему обыкновению, сделать все от них зависящее, чтобы еще на какое-то время задержать готовящийся взрыв. Они удалились, обещая постараться это сделать.

На следующий день кавалер д’Асара, испанский посол, лично явился сообщить Жозефу Бонапарту о готовящихся беспорядках.

И мятежники-республиканцы действительно вышли на улицы 28 декабря. Но, теснимые драгунами, расстреливаемые пехотой, они бежали и укрылись под портиками дворца Корсини, где жил посол.

Поскольку дальнейшие события описывались многократно и самым различным образом, я удовлетворюсь тем, что приведу здесь официальное донесение Жозефа Бонапарта. Нам была послана копия, с нее-то я и переписываю то, что вы сейчас прочтете. Поскольку этот документ неизвестен или почти неизвестен, я надеюсь, что он представит некоторый интерес. Итак, прерываю свой рассказ и предоставляю слово послу:

«… Один французский художник, явившись к нам, предупредил, что толпа становится все многочисленнее, а также что он различил в ней весьма известных шпионов, агентов правительства, которые громче всех кричали: “Да здравствует римский народ! Да здравствует республика!”; кое-кто из них полными пригоршнями швырял в толпу пиастры. По улице нельзя было проехать. Я поручил ему тотчас спуститься к толпе, чтобы объявить ей мою волю. Французские военные, окружавшие меня, ждали только приказа, чтобы рассеять скопление народа, применив силу, что свидетельствовало о их преданности долгу. Но я предпочитал сам поговорить с мятежниками, благо я владею их языком. В полном облачении, соответствующем моей должности, я вышел из кабинета, предложив офицерам следовать за мной.

В это мгновение мы услышали частую ружейную пальбу. То был кавалерийский пикет: не предупредив меня, он вторгся в пределы посольства, подчиненные моей юрисдикции; всадники галопом проскакали мимо, стреляя на ходу через проемы трех широких дворцовых портиков. Тогда толпа бросилась во внутренний двор и на лестницы. Проходя, я видел умирающих, видел оробевших беглецов и людей, обуянных лихорадочной дерзостью, видел тех, кому заплатили, чтобы возбудить народное возмущение, а затем обличить его. Непосредственно за кавалерией проследовала рота фузилёров и часть их проникла в вестибюли.

Я столкнулся с ними там, и при виде меня они остановились. Я искал глазами их командира, но тот прятался за спинами солдат, и мне не удалось его обнаружить. Я спросил у них, по какому праву вооруженные люди бесцеремонно врываются во владения, подлежащие французской юрисдикции, и приказал им незамедлительно удалиться. Тогда они отступили на несколько шагов. Полагая, что тут мне удалось преуспеть, я обратился к толпе, скопившейся в глубине двора. Некоторые из толпы уже начали наступать на солдат по мере того, как те отходили. Я сказал им решительным тоном, что первый, кто посмеет выйти на середину двора, будет иметь дело со мной. В то же время генерал Дюфо, Шерлак, еще двое офицеров и я выхватили сабли, чтобы удержать эту безоружную толпу, среди которой лишь кое-где мелькали люди с пистолетами или кинжалами. Но пока мы были заняты этим, фузилёры, отступившие лишь затем, чтобы не попасть под пистолетные выстрелы, единым залпом разрядили ружья в толпу. Несколько пуль на излете поразило людей из последнего ряда; нас, стоящих посредине, постарались не задеть. Затем рота отступила, чтобы перезарядить ружья.

Я использовал эти мгновения, попросив полковника Богарне, адъютанта генерала Бонапарта, случайно находившегося подле меня (он только что возвратился из Леванта, где был с особой миссией), и младшего штаб-офицера Арриги с саблями в руках встать на пути возмутителей спокойствия, раздираемых противоречивыми чувствами, сам же вместе с генералом Дюфо и штаб-офицером Шерлоком двинулся им навстречу с намерением убедить их командиров прекратить огонь и уйти отсюда. Я увещевал их, требуя покинуть владения Франции, убеждая, что как посол сам позабочусь о том, чтобы виновные в беспорядках были наказаны, им же надлежит в подобном случае только отправить кого-нибудь из своих с докладом в Ватикан к своему генералу, военному наместнику Рима, сенатору или кому-либо другому из власть предержащих, и тогда все это закончилось бы без кровопролития. Но излишне храбрый Дюфо, привыкший к победам, одним прыжком ринулся в самую гущу солдат и, стоя меж их штыками, попытался урезонить их. Мы, генерал Шерлак и я, желая выручить соотечественника, безотчетно устремились вслед ним.

Увлекаемый людским потоком, Дюфо оказался напротив городских ворот, именуемых Сеттимьяна, и вот я увидел, как один из солдат разрядил свой мушкет прямо ему в грудь; он упал, но потом приподнялся, опираясь на саблю. Я звал его, он хотел вернуться ко мне, но прозвучал второй выстрел, и генерал распростерся на мостовой. А затем еще не менее пятидесяти пуль пронзили его бездыханное тело! Шерлока не зацепило, он указал мне обходной путь, который привел нас в сад дворца и избавил от выстрелов убийц Дюфо, равно как и от беспорядочной пальбы другой роты, приближавшейся с противоположного конца улицы. Под ее напором те два офицера, которые сдерживали толпу, тоже были вынуждены присоединиться ко мне. Нам предстояло встретить новую опасность, поскольку теперь этот новоприбывший отряд мог беспрепятственно проникнуть во дворец, куда мои секретари, прибегнув к помощи двух молодых художников, только что силой увели мою жену и сестру, которая на следующий день должна была стать супругой храброго Дюфо.