Парижане и провинциалы - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 5

В самом деле, если до той поры Мадлен и не извлекал большой выгоды из поучений своего богатого и добропорядочного товарища, то, по крайней мере, он хотя бы всегда безропотно выслушивал их. Вот почему то, как он в этот раз отнесся к словам г-на Пелюша, то, каким языком он заговорил с ним, было совершенно новым для хозяина «Королевы цветов» и произвело на него впечатление возмутительного мятежа.

Ведь его друг не только своим непочтительным, пренебрежительным отношением осквернял святыню — то есть коммерцию, не только нес ересь за ересью, утверждая, что капитал не является орудием для преумножения самого себя и что тот, кто им обладает, в состоянии найти себе лучшее занятие, чем удваивать, утраивать или учетверять его: он может тратить деньги; Мадлен к тому же в своем резком ответе позволил себе кое-какие намеки на глупость людей, обрекающих себя на вечные труды, заботы и тревоги лишь с единственной целью увеличить свое богатство, столь же бесполезное в их руках, как мешок с устрицами, содержимое которого они так никогда бы и не отведали; богатство, от которого смерть отрывает их в то время, когда ее меньше всего ждут, так и не давая им хоть на миг познать его истинную цену.

Этот намек, надо признать, ранил чувствительность г-на Пелюша.

Какое-то мгновение он колебался.

Под болезненно-мучительным впечатлением от удара, нанесенного его чувствам неограниченного властителя, старая его привязанность к неблагодарному Мадлену на какую-то минуту потеряла свою силу.

И все же душа г-на Пелюша пребывала в нерешительности.

Должен ли он выказать этому несчастному отступнику презрительное сочувствие, которое полагается проявлять по отношению к добровольному безумию?

Или же ему следует предаться величественному гневу, которого заслуживает подобная дерзость?

В крайнем возбуждении своих нервов г-н Пелюш слепо избрал второе.

Он схватил Мадлена за рукав и театральным жестом указал ему на дверь. Госпожа Атенаис подняла вверх обе руки с букетом фуксий, словно благодаря Небо за столь долгожданную милость, которую она уже не надеялась обрести.

Что касается Мадлена, то он воспринял случившееся самым веселым образом и даже попытался обнять своего друга Пелюша, однако тот поспешно отошел назад с презрительной улыбкой:

— Ну уж нет!

Видя это, продавец игрушек пожал плечами и, громко смеясь, переступил порог «Королевы цветов». Негодующий г-н Пелюш с треском захлопнул за ним дверь, но веселый смех Мадлена все еще долетал до хозяев магазина.

Когда г-н Пелюш, вздыхая, с мокрыми от слез глазами взобрался на свой табурет, обитый красным утрехтским бархатом, на котором он, как на троне, восседал за прилавком, дверь вновь распахнулась, и в проеме возникло смеющееся лицо Мадлена.

— Твой гнев пройдет, Анатоль! — крикнул торговец игрушками товарищу. — Но вот что никогда не пройдет, так это мое дружеское отношение к тебе. Пелюш, расстояние не будет мне помехой, и ты увидишь, что я не забуду тебя. Первый карп, которого я поймаю, первый кролик, которого я убью, первый салат, который я выращу, принесут тебе весть обо мне; и если когда-нибудь ты решишься порвать свои цепи и оставить свою каторгу, то приезжай ко мне в Вути, мой бедный невольник гроссбуха, и я научу тебя, как помещать свои деньги под сто процентов удовольствия, веселья и хорошего настроения.

И, закрыв дверь, Мадлен исчез.

Расправа, учиненная им над Мадленом, стала большим событием в жизни г-на Пелюша.

Мы уже сообщили или, точнее, дали понять, как и за что он любил Мадлена; разрыв почти полувековой дружбы произвел на хозяина «Королевы цветов» сильное впечатление, и он остался недоволен собой.

Оскорбительные сомнения, громко высказанные вслух торговцем игрушками по поводу истинности счастья тех, кто добровольно приковывает себя к механизму торгашества, помимо прочего породили большую сумятицу в голове достойного г-на Пелюша, чьи мысли до тех пор следовали строгой системе.

Он пожимал плечами, смеялся от жалости, наедине с собой вслух размышлял о том, как мало значения рассудительный человек должен придавать мнению такого неразумного человека, как Мадлен; но, несмотря на все это, несмотря на сознание своего превосходства, ему никак не удавалось освободиться от этого навязчивого воспоминания. А одно сравнение, к которому прибег торжествующий наследник, дерзко позаимствовавший его у животного царства, особенно часто приходило ему на ум. Когда г-н Пелюш думал об этом, а это бывало по двадцать раз в день, он чувствовал, как холодный пот выступает у него на лбу; и тогда он начинал ерзать на своем табурете, словно желая доказать самому себе, насколько беспочвенно и неправдоподобно то оскорбительное сходство, которое Мадлен пожелал установить между честным коммерсантом и раковиной, намертво прикованной к скале.

Сидел ли г-н Пелюш не шелохнувшись, пристально глядя в свой гроссбух и, судя по его внешнему виду, целиком погрузившись в стратегические комбинации дебета и кредита, или же, казалось, был поглощен сортировкой продукции своих мастерских, в его голове билась лишь одна навязчивая идея: потребовать от своего ума новые доводы, которые с еще большей убедительностью доказали бы ему, что его фанатичная преданность коммерции была самым ярким проявлением физического и морального блаженства на этой земле!

Но, увы, боги, чья высочайшая сущность подвергается сомнению, перестают быть богами.

То, что подспудно творилось в потрясенной душе г-на Пелюша, долго ничем не обнаруживало себя, поэтому г-жа Пелюш, весьма сведущая в закорючках, с помощью которых записывают себестоимость и продажную цену товара, была неспособна хоть что-нибудь прочесть по тому зеркалу души, что называется физиономией.

Однако, замечая непривычное волнение г-на Пелюша, она время от времени с удивлением посматривала в сторону мужа.

Мы полагаем, что настала минута познакомить нашего читателя с г-жой Атенаис Пелюш, урожденной Крессонье.

Когда г-н Анатоль Пелюш — не будем долее скрывать это несколько вычурное имя, данное при крещении владельцу «Королевы цветов» (впрочем, Мадлен его уже поведал читателям), — когда, повторяем, г-н Анатоль Пелюш выбрал мадемуазель Атенаис Крессонье среди всех барышень, обращавших на себя внимание в его магазине, и возвел ее в ранг супруги и хозяйки заведения, он поступил так вовсе не потому (поспешим сказать это в назидание тем, кто мог бы приписать ему подобные мысли), что его соблазнили округлые формы, миндалевидные глаза и бархатистая кожа мадемуазель Атенаис. Нет, г-н Пелюш, благодарение Богу, оценивал эти ничтожные соблазны не выше того, чего они заслуживают. Лишь только предрасположенность к коммерции, которую он заметил у этой интересной молодой особы, склонила чашу весов в ее пользу и предопределила его выбор.

И действительно, как с несказанной гордостью говорил продавец цветов, мадемуазель Крессонье была рождена для торговли. Она в высшей степени обладала теми отрицательными качествами, которые, сочетаясь у женщины с присущими ей от рождения хитростью и двуличностью, превращают ее в настоящего Талейрана прилавка.