— Все так, — говорит ему Джек. — Я прикасался. Какое слово,
Мышонок?
Какое-то мгновение ему кажется, что Мышонок не сможет
произнести это слово. Что-то или кто-то прилагает все силы, чтобы не дать ему
раскрыть рот, но в этой борьбе Мышонок выходит победителем. По всем параметрам,
одерживает последнюю победу в этой жизни.
— Д'ямба, — говорит Мышонок. — Теперь ты, Голливуд. Повтори.
— Д'ямба, — повторяет Джек, и целый ряд увесистых книг
сползает со стеллажа у изножья дивана. Они зависают в воздухе… висят… висят…
потом с грохотом падают на пол.
Медведица вскрикивает.
— Не забудь его, — шепчет Мышонок. — Оно тебе понадобится.
— Зачем? Зачем оно мне понадобится?
Мышонок чуть покачивает головой:
— Не… знаю.
Нюхач перегибается через плечо Джека и берет листок с
подобием карты.
— Встретишься с нами завтра утром в баре «Сэнд». Приезжай к
половине двенадцатого, чтобы ровно в двенадцать мы уже стояли на этом гребаном
проселке. А пока пусть карта останется у меня. Как маленькая гарантия того, что
ты послушаешься Мышонка.
— Хорошо, — кивает Джек. Для того, чтобы найти «Черный дом»
Чамми Бернсайда, карта ему не нужна, но в принципе Мышонок прав: не то место,
куда хочется пойти с наступлением темноты. Жаль, конечно, оставлять Тая
Маршалла в горящих землях, Джеку претит эта мысль, но он должен помнить, что на
кону нечто большее, чем жизнь маленького мальчика.
— Нюхач, ты уверен, что хочешь вернуться туда?
— Черт, нет, я уверен, что не хочу, — негодующе отвечает тот.
— Но какая-то тварь убила мою дочь — мою дочь! — и эта тварь вылезла оттуда! Ты
хочешь сказать, что не знаешь, прав ли я?
Джек молчит. Разумеется, прав. И разумеется, он хочет, чтобы
Нюхач и Док сопровождали его, когда он свернет на проселок-просеку, ведущую к
«Черному дому». Если они смогут дойти до него.
«Д'ямба, — думает он. — Д'ямба. Не забудь».
Он поворачивается к дивану:
— Мышонок, как ты…
— Пожалуй, укол «кадиллака» ему не понадобится, — говорит
Док.
— Что? — Джек тупо всматривается в
здоровяка-пивовара-байкера. И чувствует, что безмерно устал.
— Тикают только его часы, — отвечает Док и начинает петь.
К нему присоединяется Нюхач, потом Медведица. Джек отходит
от дивана с мыслью, созвучной мысли Генри: «Почему так быстро пролетело время?
Как такое могло случиться?»
— На небесах пива нет… вот почему мы пьем его здесь… и
когда… мы уйдем… отсюда…
***
Джек на цыпочках пересекает гостиную. На дальней стене часы
с подсветкой и логотипом «Кингсленского золотистого дива». Наш давний друг
(сейчас он выглядит на свой возраст и очень печален) в недоумении бросает
взгляд на циферблат и не верит своим глазам. Но наручные часы подтверждают: уже
почти восемь. Он пробыл здесь чуть ли не целый день.
Почти стемнело, а Рыбак по-прежнему в городе. Не говоря уже
о его сотоварищах из другого мира.
«Д'ямба», — думает он, открывая дверь. А выходя на
растрескавшееся крыльцо и закрывая за собой дверь, со всей искренностью бросает
в уходящий день: «Спиди, как мне хочется свернуть тебе шею».
Глава 24
Д'ямба — активное, мощное заклинание. Однажды возникнув, оно
образует сеть, которая расширяется и усиливается, захватывая вселенную. Когда
Джек Сойер сдирает живой яд с глаз Мышонка, Д'ямба впервые сверкает в мозгу
умирающего, и его рассудок мгновенно осознает, что произошло. Заклинание
охватывает все новые пространства, используя психическую энергию мозга Мышонка,
и вскоре Д'ямба достигает Генри Лайдена. По ходу Д'ямба касается Тэнзи Френо,
что сидит у окна в нише бара «Сэнд» и видит прекрасную молодую женщину,
улыбающаяся в круге света в дальнем конце автостоянки. А перед тем как женщина
исчезает, до Тэнзи доходит, что ей показали Ирму, какой та могла бы стать.
Доходит Д'ямба и до Дейла Гилбертсона. Тот едет домой из полицейского участка и
внезапно понимает, как же ему не хватает Джека Сойера. У него буквально щемит
сердце, и он дает себе слово поймать Рыбака, какие бы препятствия ни
встретились на пути. Д'ямба посылает сигнал Джуди Маршалл и открывает для нее
окно в Запределье, где Тай спит в камере с серыми стенами, ожидающий спасения и
живой. В мозгу Чарльза Бернсайда д'ямба контактирует с истинным Рыбаком,
мистером Маншаном, который раньше звался Мистером Понедельником, аккурат в тот
момент, когда костяшки Бернсайда барабанят по стеклу. Мистер Маншан воспринимает
ее как проникновение холодного воздуха в грудь, как предупреждение, и это
вторжение вызывает дикую ярость и ненависть. Чарльз Бернсайд, который понятия
не имеет о д'ямбе, а потому не может ненавидеть это заклинание, чувствует
эмоции своего господина и вспоминает тот случай в Чикаго, когда мальчишка,
вроде бы умерший, выбрался из брезентового мешка и запачкал заднее сиденье
кровью, которая могла привлечь внимание полиции. Эта чертова кровь, субстанция,
продолжавшая висеть над ним, будто дамоклов меч, даже после того, как он
тщательно замыл все следы. А вот Генри Лайден, с которого мы начали, не
испытывает ни радости, ни ярости. Генри получает от д'ямбы информационный
заряд. Д'ямба прочищает Генри мозги.
Визиты Роды, понимает он, обусловлены исключительно чувством
одиночества, которое он испытывает. И когда он поднимается по ступенькам, то
слышит лишь свое неугасающее желание быть рядом с женой. А существо по другую
сторону двери в студию — ужасный старик из «Макстона», жаждущий проделать с
Генри то же самое, что уже проделал с тремя детьми.
Кто же еще мог появиться в доме в такой час и постучать в
стеклянную верхнюю половину двери? Не Дейл, не Джек и, уж конечно, не Элвена
Мортон. Остальные остановились бы у входной двери и нажали на кнопку звонка.
Генри требуется пара секунд, чтобы оценить ситуацию и
составить план действий. Исходит Генри из предположения, что он быстрее и
сильнее Рыбака, которому, по его прикидкам, лет восемьдесят пять, а то и
больше. У него есть еще один козырь:
Рыбак не подозревает, что жертва знает, кто за ней охотится.
Чтобы и дальше держать Рыбака в неведении, Генри решает
выказывать максимум дружелюбия, даже любопытства. А когда Рыбак откроет дверь
студий, которую он, Генри, к сожалению, оставил незапертой, будет действовать
быстро и решительно.
«Готовы ли мы к этому? — спрашивает себя Генри и приходит к
выводу:
— Это единственный шанс».