— Я должен идти, — говорит Джек. Он оттягивал этот момент,
сколько мог. Убежденный, что Мышонок скажет что-то очень важное, но больше не
может здесь оставаться. Потому что где-то совсем в другом месте его ждет Тай
Маршалл.
— Подождите, — останавливает его Док. Роется в саквояже,
достает шприц. Поднимает иглой вверх, несколько раз щелкает по пластиковому
корпусу.
— Что это?
Док смотрит на Нюхача, на Джека, мрачно улыбается.
— Подгоняло, — отвечает он и втыкает иглу в руку Мышонка.
Мгновение ничего не происходит. А потом, когда Джек уже
собирается повторить, что ему надо уходить, глаза Мышонка широко раскрываются.
Теперь они целиком красные… цвета ярко-алой крови. Однако, когда они
поворачиваются в сторону Джека, он понимает, что Мышонок его видит.
Действительно видит, впервые с того момента, как он зашел в гостиную Нюхача.
Медведица убегает за дверь, оставляя за собой шлейф одного
повторяющегося слова: «Хватит хватит хватит хватит…»
— Черт, — хрипит Мышонок. — Черт, я в жопе, да?
Нюхач на мгновение, но нежно касается головы своего друга:
— Да. Мы думаем, что да. Ты нам поможешь?
— Укусила меня один раз. Только раз, и вот… вот… — Красные
глаза поворачиваются к Доку. — Едва тебя различаю. Гребаные глаза ничего не
видят.
— Ты уходишь, — отвечает Док. — Не собираюсь тебе лгать.
— Нет, еще не ухожу, — говорит Мышонок. — Дайте мне чем
писать. Надо нарисовать карту. Быстрее. Не знаю, что ты мне вколол, Док, но это
собачье дерьмо — сильнее. Долго я не протяну. Быстрее!
Нюхач перегибается через изножье дивана и берет со стеллажа
книжку в обложке. Джек с трудом подавляет смешок. «7 ПРИВЫЧЕК ЛЮДЕЙ, ЭФФЕКТИВНО
ИСПОЛЬЗУЮЩИХ СВОЕ ВРЕМЯ». Нюхач срывает обложку, протягивает Мышонку пустой
стороной.
— Карандаш, — хрипит Мышонок. — Скорее. У меня все здесь…
здесь. — Он прикасается ко лбу. С пальцем отходит кусок кожи размером с
квадратный дюйм. Мышонок вытирает палец о плед.
Нюхач вытаскивает обгрызанный карандаш из внутреннего
кармана жилетки. Мышонок берет его и пытается улыбнуться.
Черной слизи в уголках глаз становится все больше, она уже
лежит на щеках, как протухшее желе. Сочится гной и из пор на лбу Мышонка.
Черные точки напоминают Джеку пупырышки в книгах Брайля, которых у Генри
предостаточно. Когда Мышонок в задумчивости прикусывает нижнюю губу, кожа тут
же лопается. Кровь стекает в бороду. Джек полагает, что запах гниющего мяса
никуда не делся, но прав был Нюхач: к нему привыкаешь.
Мышонок рисует несколько загогулин.
— Смотри, — говорит он Джеку. — Это Миссисипи, так?
— Так, — кивает Джек. Наклонившись к дивану, он вновь чувствует
запах. Это не просто вонь, запах осязаем, он пытается вползти в горло. Но Джек
не отшатывается. Он знает, каких усилий стоят Мышонку эти каракули. Вот и
проходит свою часть пути до конца.
— Это прибрежная часть города… «Нельсон», «Лакиз», кинотеатр
«Эджинкорт», «Гриль-бар»… здесь Чейз переходит в Лайлл-роуд, потом шоссе номер
тридцать пять… это Либертивилль… «Дом ветеранов»… «Гольц»… о господи…
Мышонок начинает метаться по дивану. Язвы на лице и верхней
части тела открываются, из них текут гной и кровь.
Он кричит от боли. Рука, без карандаша, поднимается к лицу,
тычется в него.
Джек вдруг слышит внутренний голос, тот самый голос, который
он слышал много лет назад, когда спешил к матери. Он полагает, что это голос
Талисмана, той его части, что осталась в теле и душе.
«Что-то не хочет, чтобы он говорил, что-то пытается убить
его до того, как он скажет все, эта гадость в черной слизи, возможно, в черной
слизи, ты должен избавить его от…»
Иной раз сделать что-либо можно, только не думая, на
автопилоте, следуя инстинкту. Вот и Джек, не думая, протягивает руку, пальцами
хватает черную слизь, ползущую из внутренних уголков глаз Мышонка, и тянет на
себя. Поначалу слизь растягивается, как резина. При этом Джек чувствует, как
она извивается в его пальцах, будто старается вырваться да еще и укусить.
Потом с резким звуком отрывается от лица Мышонка. Вскрикнув,
Джек сбрасывает черную гадость на пол.
Она пытается уползти под диван. Джек это видит, вытирая руки
о рубашку. Но Док опускает свой саквояж на одну черную кляксу. Нюхач давит
вторую каблуком сапога. Клякса пищит.
— Что это за говно? — спрашивает Док. — срываясь на фальцет.
— Что это…
— Не из этого мира, — отвечает Джек. — Сейчас речь не об
этом. Посмотрите на него! Посмотрите на Мышонка!
Красный блеск ушел из его глаз. На мгновение они кажутся
совершенно нормальными. Он, безусловно, их видит, боль ушла.
— Спасибо, — выдыхает он. — Я бы хотел, чтобы ты вытащил из
меня и все остальное, но оно уже возвращается. Слушай внимательно.
— Я слушаю, — кивает Джек.
— И правильно. Ты думаешь, что знаешь. Ты думаешь, что
сможешь найти место, даже если эти двое не смогут, и, возможно, сможешь, но ты
не знаешь всего, что тебе нужно знать… о черт. — Под пледом что-то словно
разрывается. Пот бежит по лицу Мышонка, смешиваясь с черным ядом, который
сочится из пор и превращает бороду в грязно-серую мочалку. Глаза начинают
закатываться, и Джек видит, как в них возвращается красный блеск.
— Из меня высасывают жизнь, — стонет Мышонок. — Никогда не
думал, что придется так уходить. Смотри, Голливуд… — Умирающий рисует на карте
маленький прямоугольник. — Это…
— «Закусим у Эда», где мы нашли Ирму, — говорит Джек. — Я
знаю.
— Да, — шепчет Мышонок. — Хорошо. Теперь смотри… на другой
стороне… Шуберт и Гейл-стрит… и на западе…
Мышонок проводит линию, уходящую на север от шоссе № 35.
Рисует маленькие кружки с каждой стороны. Джек понимает, что это деревья. А
поперек линии пишет: «ПОСТОРОННИМ ВХОД…»
— Да, — выдыхает Док. — Это там, все так. «Черный дом».
Мышонок не обращает внимания на его слова. Затуманенный
взгляд не отрывается от Джека.
— Слушай меня, коп. Слушаешь?
— Да.
— Господи, лучше тебе послушать, — говорит ему Мышонок.
***
Как всегда, работа захватывает Генри, поглощает до конца,
отключает от тревожных мыслей. Скука и печаль не способны встать между ним и
притягательностью звуков зрячего мира. Вероятно, страху это тоже не под силу.
Самое трудное — не слушать пленки, а вставить первую из кассет в большой
студийный магнитофон. В этот момент он уверен, что чувствует аромат духов жены
даже в звуконепроницаемой, кондиционированной атмосфере студии. Он уверен, что
в доме есть кто-то еще и этот кто-то стоит у двери студии, наблюдает за ним
через стеклянную верхнюю половину. И это абсолютная правда. У нас-то со зрением
полный порядок, поэтому мы можем видеть недоступное Генри. Мы хотим сказать
ему, кто стоит за дверью, хотим посоветовать запереть дверь студии, запереть
немедленно, но, увы, мы можем только наблюдать.