Жестокое милосердие - читать онлайн книгу. Автор: Робин Ла Фиверс cтр.№ 103

Утром просыпаюсь вместе с певчими птицами и опять сажусь на коня. Мой вес не слишком обременяет его. Боевой конь привык к долгим дорогам, привык возить рыцарей в тяжелой броне.

Спустя очень недолгое время мы достигаем Геранда.

У городских пределов я придерживаю коня. Ворота открыты, люди входят и выходят. По-моему, стража никого не обыскивает. Тем не менее я не рискую сунуться в ворота верхом на боевом коне, а то бы у охраны возникли ненужные вопросы. И я оставляю своего верного товарища возле дома на выселках, отсыпав хозяину горсть монет в обмен на клятвенное обещание ухаживать за конем и сберечь его для меня.

Пусть только попробует не сдержать слово!

Пока мы договариваемся, из дому выходит хозяйка с корзиной — снимать с веревки высушенное белье. Еще пара монет, и вместо блистательного, хотя и несколько потрепанного платья я облачаюсь в домотканый наряд.

Как здорово наконец-то избавиться от роскоши, подаренной монастырем! Оправляю простую некрашеную одежду, и что-то меняется. Я больше не чувствую себя детищем монастыря. Ко мне возвратилась моя истинная личность. Я — дочь Мортейна! И больше никто!

Скинув с себя заемное убранство, я иду дальше пешком, одетая как крестьянка, которой, в сущности, и являюсь.

Я оставила при себе только оружие.

Стражники при воротах едва удостаивают меня взглядом. Никто из них мне не знаком, но я не так уж часто здесь проезжала, а значит, выводы делать рано. Отмечаю про себя лишь то, что к выходящим из города они присматриваются пристальней, чем к входящим.

Я иду по улицам с колотящимся сердцем. Хочется со всех ног бежать прямо к Дювалю, но это будет тотчас замечено. Принуждаю себя умеривать шаг и не поднимать глаз, как приличествует скромной служанке. Но до чего же это трудно!

Ко дворцу я подбираюсь с черного хода, со стороны кухонь. На мое счастье, здесь разгружают телегу; я подхватываю корзину с капустой. Никто не обращает на меня внимания — спасибо Тебе, Отец! — и я беспрепятственно проникаю внутрь.

Из западного крыла к северной башне путь неблизкий, но в моей бывшей спальне — единственная дверь в потайные ходы, которую я знаю.

Я спешу коридорами, по-прежнему не поднимая глаз, но даже так вижу, насколько все здесь изменилось. Пажи, некогда жизнерадостные и веселые, стоят навытяжку. Слуги перемещаются только бегом, все как один мрачные и подавленные.

Наконец я в покоях Дюваля. Какое облегчение! В особенности потому, что здесь ничего нет. И никого. Ни самого Дюваля, ни слуг.

Я вхожу в гостиную и спешу в свою спальню. Оказавшись внутри, запираю тяжелую дверь.

Моя постель пуста, но простыни смяты. Ее явно не убирали с того утра, когда я уехала в Нант. На столе — свечи, но угли в очаге давно остыли, и их нечем разжечь. Приходится терять драгоценное время, чиркая кресалом по кремню, ведь не в потемках же по коридорам блуждать. Руки так дрожат, что я с трудом высекаю искру. Когда в очаге все-таки рождается слабенькое пламя, я зажигаю свечу и иду с ней к простенку возле камина.

Был бы здесь Чудище, я бы спросила, как он тот раз открыл дверь.

Ощупываю кирпичи, и один поддается — всего чуть-чуть, но пружина, удерживающая тайную дверь, срабатывает. Наваливаюсь плечом, но я далеко не Чудище — образуется щель всего в дюйм. Рыча от усилия, ищу опоры ногам. И в конце концов отжимаю дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь.

Я не знаю, откуда начинать поиски, ведь, если Дюваль жив и способен передвигаться, он может быть где угодно. Запоздало соображаю, что его вполне может не быть здесь вообще! Утешает одно — Крунар его, по всей видимости, еще не поймал. Иначе я увидела бы на стене голову, насаженную на пику.

Эта мысль наполняет меня ужасом, я отлепляюсь от двери и устремляю свои чувства вовне, выискивая присутствие Смерти и страшась его обнаружить. Когда этого не происходит, я позволяю себе вздохнуть посвободнее — в самый первый раз после того, как переступила порог своей спальни. Чуть ободренная, я пробираюсь на то место, где Чудище споткнулся о ноги Дюваля. Больно думать о нем и о де Лорнэе, и я усилием воли гоню эти мысли прочь. Спасти Дюваля — вот моя главная цель!

Дважды кажется, что я заблудилась, но вот слабенький огонек свечи выхватывает из потемок край одеяла. Я падаю на колени, не смея надеяться, но он жив. Он еще дышит, но очень трудно, медленно, неглубоко. Прислушиваюсь к его сердцу: оно даже не бьется, оно едва трепещет.

— Господин мой… — окликаю я шепотом.

Он перекатывает голову, веки вздрагивают.

«Только бы не было поздно!» — отдается у меня в груди. «Только бы не было поздно!» — поет в жилах кровь. Я сама не знаю, что это. Мольба? Молитва? Властный приказ?

Беру в ладони его лицо, изможденное, совсем заросшее колючей бородой. Наклоняюсь и целую в губы.

Какие они потрескавшиеся и горячие!.. Но самое главное — я по-прежнему ощущаю на них вкус яда. Накрываю их ртом и целую Дюваля, как целовал меня Чудище, — глубоко и развратно. Я словно пью старое вино из роскошного серебряного кубка. Дюваль вздрагивает. И мое сердце взлетает на крыльях надежды.

Его губы приоткрываются, я встречаю язык и впускаю к себе. Мои руки на его щеках устали и онемели, как и губы, но я не отнимаю их, стремясь выпить до капли весь яд, перелить гибельную отраву из его тела в свое. Когда наконец он открывает глаза и пытается выговорить мое имя, я смеюсь, и мой восторг перетекает в его рот, в его горло, прокладывая путь к сердцу. Мне нужно посмотреть на Дюваля, увидеть его лицо, и я отстраняюсь — но, конечно, недалеко.

Его глаза застилают желание и радость; даже кожа кажется мне чуть менее бледной, чем раньше. Он тянет руку и закладывает за ухо непокорную прядь, упавшую мне на лицо.

— Вот уж не ждал, — произносит он хрипло.

Я не сразу понимаю, что он имеет в виду вовсе не мое возвращение в Геранд. Он думает, что уже оказался в сумрачных краях Смерти.

— Ты жив, господин мой. — И опять я смеюсь, не в силах сдержать переполняющего меня торжества.

Он напряженно хмурится, вспоминая, потом пробует сесть.

— Герцогиня цела и находится в безопасности, — рассказываю я ему. — С ней добрая половина гарнизона Ренна, и все благодаря тебе, господин мой. Франсуа вовремя добрался до нас. Ты спас ее!

Он снова закрывает глаза, у него вырывается глубокий вздох:

— Теперь я могу умереть спокойно.

— Ты больше не умираешь.

Он озадаченно глядит на меня, и я вновь склоняюсь над ним.

— Я спасу тебя, — шепчу, касаясь губами его губ.

Торопливо стаскиваю крестьянское платье. Я даже отдаленно не представляю себе, каково это — быть с мужчиной. Тем не менее я выскальзываю из сорочки и заставляю Дюваля улечься. А потом накрываю его тело своим, прижимаясь к нему как можно плотнее. Моя голова покоится у него на груди, мои ступни касаются его лодыжек. От него пышет лихорадочным жаром, каждая жилка в нем дергается и болит. Моя рука гладит шрамы у него на груди, те, что над сердцем. Оно бьется мне прямо в ладонь — куда ровней и уверенней прежнего.