И над всем этим дул ветер, со свистом огибая углы и рисуя узоры на траве. Я мимоходом подумал, не закутаться ли в шаэд, но решил не делать этого. Воздух тут был разреженней и холодней. Но все-таки стояло лето, и солнце грело как следует.
Тут было на удивление спокойно. Не было шума и вони, свойственных большим городам. Не цокали копыта по мостовой. Торговцы с тележками не расхваливали свои товары. Я вполне мог представить, как в таком месте растут люди, подобные Темпи: вбирают в себя этот покой, пока он не наполнит их до краев, и потом уносят его с собой, куда бы они ни шли.
Поскольку смотреть было особо не на что, я обернулся к ближайшему зданию. Оно было сложено из неровных кусков камня, подобранных друг к другу на манер головоломки. Вглядевшись пристальней, я был озадачен отсутствием цемента. Я постучал по камню костяшкой пальца, гадая, уж не цельный ли это кусок камня, нарочно отделанный таким образом, чтобы казалось, будто он сложен из отдельных камней.
Позади чей-то голос спросил по-адемски:
— И что ты думаешь о нашей стене?
Обернувшись, я увидел немолодую женщину со светло-серыми глазами, характерными для адемов. Лицо ее было бесстрастно, однако черты выглядели добрыми, материнскими. На ней был желтый шерстяной колпак, натянутый на уши. Колпак был грубой вязки, и торчащие из-под него рыжеватые волосы начинали седеть. После долгого путешествия в обществе Темпи странно было видеть адема без меча и обтягивающей красной одежды наемника. Женщина была одета в свободную белую рубаху и холщовые штаны.
— Не правда ли, наша стена — завораживающее зрелище? — спросила она, сделав рукой жесты «мягкая усмешка» и «любопытство». — И что ты о ней думаешь?
— По-моему, она прекрасна, — ответил я по-адемски, на мгновение взглянув ей в глаза и тут же отведя взгляд в сторону.
Ее рука склонилась в незнакомом жесте.
— Прекрасна?
Я чуть заметно пожал плечами.
— Простым, функциональным вещам присуща своя, особая красота.
— Может быть, ты неправильно выбрал слово, — сказала она. Сдержанное извинение. — Красота — это цветок, женщина, драгоценный камень. Быть может, ты хотел сказать «полезна». Стена полезна.
— Полезна, но в то же время и прекрасна.
— Быть может, вещь обретает красоту, когда ее используют.
— Быть может, вещь используют в зависимости от того, насколько она красива, — возразил я, гадая, что это: адемский аналог светской беседы? Если да, то, конечно, это лучше, чем унылые сплетни при дворе маэра.
— А как насчет моей шапки? — спросила она, коснувшись своего колпака. — Она тоже прекрасна, потому что ее используют?
Колпак был связан из толстой домашней пряжи и выкрашен в ярко-рыжий цвет. Он был слегка перекошен, и стежки местами были неровные.
— Ну, она, кажется, очень теплая, — уклончиво ответил я.
Она сделала жест «легкая усмешка», и в глазах ее промелькнул смешок.
— Так и есть, — сказала она. — И для меня это прекрасная шапка, потому что ее связала мне дочь моей дочери.
— А-а, тогда она и впрямь прекрасная.
Согласие.
Женщина сделала жест, означающий улыбку. Руку она держала немного под другим углом, чем Темпи, и я счел это за теплую материнскую улыбку. Сохраняя невозмутимое выражение лица, я сделал улыбку в ответ, изо всех сил стараясь, чтобы мой жест выглядел одновременно теплым и любезным.
— Ты хорошо говоришь для варвара, — сказала она и стиснула мои руки дружеским жестом. — У нас редко бывают гости, особенно такие учтивые. Идем со мной, я покажу тебе красоту, и мы с тобой поговорим о том, какая в ней может быть польза.
Я опустил глаза. Сожаление.
— Не могу. Я жду.
— Того, кто внутри?
Я кивнул.
— Ну, если он ушел туда, подозреваю, ждать тебе придется долго. И он, скорее, будет доволен, если ты пойдешь со мной. Пожалуй, я буду все-таки позанятней стенки.
Старуха вскинула руку, привлекая внимание парнишки. Он подбежал и выжидательно уставился на нее, мимоходом бросив взгляд на мои волосы.
Она сделала несколько жестов, обращаясь к мальчику, но я понял только тихо.
— Скажи тем, кто внутри, что я взяла этого человека прогуляться, чтобы он не стоял один на ветру. Скоро я его верну.
Она ткнула пальцем в мой футляр с лютней, в дорожную сумку и в меч у меня на боку.
— Отдай их мальчику, он отнесет их внутрь.
И, не дожидаясь моего ответа, потащила сумку у меня с плеча. Я не сумел придумать, как аккуратно отвязаться от нее, не показавшись чудовищно неучтивым. Все культуры разные, но одно верно для любой из них: нет лучшего способа оскорбить местных, чем отказаться от предложенного гостеприимства.
Парнишка утащил мои пожитки, а старуха взяла меня за руку и повела прочь. Я не без удовольствия повиновался ей. Мы шли молча, пока перед нами внезапно не открылась глубокая долина. Долина была зеленая, по дну бежал поток, а склоны защищали ее от непрерывно дующего ветра.
— Что ты скажешь на это? — спросила она, указывая на скрытую долину.
— Она похожа на Адемре.
Старуха ласково похлопала меня по руке.
— Ты обладаешь даром говорить, не говоря. Среди таких, как ты, это редкость.
Она принялась спускаться в долину, опираясь на мою руку и осторожно ступая по узкой каменистой тропе, вьющейся вниз по склону. Неподалеку я заметил юношу с отарой овец. Он помахал нам, но не окликнул.
Мы спустились на дно долины, где катился по камням белопенный поток. Поток образовывал прозрачные заводи, и в воде мелькали рыбки.
— Ты назовешь это прекрасным? — спросила она, когда мы вдоволь налюбовались пейзажем.
— Да.
— Почему?
Неуверенность.
— Наверно, потому, что все движется…
— А камни не двигались вовсе, однако ты и их назвал красивыми.
Вопрос.
— Камню от природы не свойственно двигаться. Быть может, красота в том, чтобы двигаться соответственно своей природе.
Она кивнула, как если бы ответ ей понравился. Мы продолжали смотреть на воду.
— Ты слышал о латанте? — спросила она.
— Нет, — сожаление. — Но, может быть, я просто не знаю этого слова.
Она повернулась, и мы пошли по дну долины, пока не вышли в более просторное место, которое имело ухоженный вид, как в саду. В центре возвышалось дерево, подобных которому я прежде не встречал.
Мы остановились на краю лужайки.
— Это меч-дерево, — сказала она и сделала незнакомый жест: коснулась щеки тыльной стороной кисти. — Латанта. Скажи, прекрасно ли оно?