Он покачал головой. Неодобрение.
— Это…
Он запнулся, подбирая слово.
— Грубо?
Отрицание. Бессилие.
— Я прихожу в Северен, и там есть люди, от которых воняет. И есть люди, которые не воняют. И те и другие — люди, но те, от которых не воняет, — люди достойные.
Он постучал меня по груди двумя пальцами.
— Ты — не козопас. Ты учишься летани. Ты мой ученик. Тебе следует говорить, как человеку достойному.
— Но как насчет точности? Представь, что вы строите мост. Вам нужно многое обсудить. И все это должно быть сказано четко и недвусмысленно.
— Разумеется! — ответил Темпи. Согласие. — Иногда да. Но в большинстве случаев, в важных делах, деликатность нужнее. И чем короче, тем лучше.
Темпи стиснул мое плечо, поднял голову и ненадолго встретился со мной взглядом. Для него это была большая редкость. Он улыбнулся чуть заметной, спокойной улыбкой. И сказал:
— Горжусь.
* * *
Остаток дня я приходил в себя. Мы проходили несколько километров, выполняли кетан, беседовали о летани и снова пускались в путь. В тот вечер мы заночевали в придорожном трактире. Я жрал за троих и рухнул в кровать прежде, чем солнце закатилось за горизонт.
На следующий день мы снова вернулись к прежним циклам, но выполнили всего два до полудня и два после. Мое тело ныло и горело, но я уже не впадал в бред от переутомления. К счастью, путем небольших мысленных усилий я мог снова возвращаться в то странное прозрачное состояние ума, в котором я накануне отвечал на вопросы Темпи.
В следующие два дня я привык называть это непривычное состояние «листок на ветру».
Оно представлялось мне дальним родственником «каменного сердца», ментального упражнения, которому я научился уже давно. При этом сходства между ними было очень немного. «Каменное сердце» имело практический смысл: оно позволяло избавиться от эмоций и сосредоточиться. Это помогало разделять свой разум на отдельные части или поддерживать столь необходимый алар.
А «листок на ветру» представлялся мне практически бесполезным. Конечно, было очень приятно опустошить свой разум до полной прозрачности и предоставить ему возможность беспрепятственно перепархивать от одного к другому. Но, если не считать того, что это позволяло мне извлекать из воздуха ответы на вопросы Темпи, никакой практической ценности в этом, по всей видимости, не было. То был интеллектуальный эквивалент карточных фокусов.
На восьмой день пути мое тело наконец перестало непрерывно ныть. Именно тогда Темпи добавил нечто новенькое. Завершив кетан, мы переходили к поединку. Это было трудно, поскольку именно тогда я чувствовал себя наиболее усталым. Однако после поединка мы всегда садились, отдыхали и беседовали о летани.
— Ты почему улыбался сегодня во время поединка? — спрашивал Темпи.
— Потому что мне было хорошо.
— Тебе понравилось сражаться?
— Да.
Темпи продемонстрировал неудовольствие.
— Это несвойственно летани.
Я секунду поразмыслил над своим следующим вопросом.
— Но разве не следует получать удовольствие от битвы?
— Нет. Удовольствие следует получать от правильных поступков и следования летани.
— А если летани потребует сражаться? Разве я не могу получать от этого удовольствие?
— Нет. Ты должен получать удовольствие от того, что следуешь летани. Если ты сражаешься хорошо, тебе следует получать удовольствие от хорошо выполненной работы. Но сама по себе необходимость сражаться не должна вызывать ничего, кроме чувства долга и грусти. Только варвары и безумцы получают удовольствие от битвы. Всякий, кто любит бой ради боя, отрекся от летани.
* * *
На одиннадцатый день Темпи показал мне, как ввести в кетан меч. Первое, что я узнал, — это то, как быстро меч наливается свинцовой тяжестью, когда держишь его в вытянутой руке.
Теперь, когда добавились поединки и упражнения с мечом, каждый цикл занимал почти два с половиной часа. И тем не менее мы каждый день твердо выдерживали график. Три цикла до полудня, три после. Всего пятнадцать часов. Я чувствовал, как мое тело закаляется, становится жилистым и проворным, как у Темпи.
И так мы бежали вперед, я обучался, а Хаэрт становился все ближе и ближе.
ГЛАВА 110
КРАСОТА И ВЕТКА
Встретившиеся на пути городки мы стремительно оставляли позади, останавливаясь лишь затем, чтобы купить еды и набрать воды. Вся местность вокруг слилась в одно расплывчатое пятно. Мой разум был сосредоточен на кетане, на летани и на языке, которому я учился.
Дорога становилась уже: мы шли через предгорья Штормвала. Земля сделалась неровной и каменистой, дорога принялась вилять из стороны в сторону, обходя закрытые долины, утесы и каменные осыпи. Воздух переменился: сделалось прохладней, чем обычно бывает летом.
Наше путешествие длилось пятнадцать дней. По моим прикидкам, за это время мы миновали почти пятьсот километров.
Хаэрт был первым адемским городом, который я увидел в своей жизни. На мой неискушенный взгляд, он и на город-то был не похож. Никакой тебе центральной улицы, застроенной домами и лавками. Те здания, что я видел, были разбросаны там и сям, выглядели странно и были выстроены так, чтобы как можно лучше сливаться с естественным ландшафтом, как будто они норовили укрыться от глаз.
Я не знал, что здесь часто бушуют сильные бури, которые и дали хребту его название. Внезапные порывы ветра разносили все торчащее и угловатое, и квадратные бревенчатые дома, какие строили внизу, здесь бы просто не устояли.
Поэтому адемы строились разумно, пряча свои дома от непогоды. Хижины встраивались в горные склоны или лепились к подветренным склонам утесов. Некоторые зарывались в землю. Другие высекались в каменных стенах гор. Некоторые вообще были еле видны, пока не подойдешь вплотную.
Исключением была группа невысоких каменных строений, стоящих вплотную друг к другу, на некотором расстоянии от дороги.
Мы остановились у самого большого из них. Темпи обернулся ко мне, нервно теребя кожаные ремни, которые притягивали к рукам рукава его алой рубахи наемника.
— Я пойду вперед. Шехин захочет побеседовать со мной отдельно. Это может занять некоторое время.
Тревога. Сожаление.
— А ты жди здесь. Возможно, это будет долго.
Язык его тела сказал мне больше, чем его слова. «Я не могу привести тебя туда, ты же варвар».
— Я подожду, — заверил я.
Он кивнул и вошел, оглянувшись на меня прежде, чем затворить за собой дверь.
Я огляделся по сторонам. Вокруг люди мирно занимались своими делами: женщина несла корзину, парнишка вел козу на веревке. Дома были сложены из того же неотесанного камня, что и окрестные горы, и совершенно сливались с фоном. Небо было затянуто облаками, что добавляло еще один оттенок серого.