Дэниел Мартин - читать онлайн книгу. Автор: Джон Фаулз cтр.№ 209

А сам Асуан предстал перед ними неожиданным потрясением, жестоко нарушив всё нараставшее одиночество песков. С тех пор как Дэн впервые посетил эти места в пятидесятых годах, город очень изменился. Теперь здесь царила атмосфера процветания, набережные были красивы, улицы у реки, застроенные высотными домами, заполняли машины, на Слоновьем острове вырос чудовищный гостиничный комплекс. На реке толпились паромные фелюги, моторные катера, а дальше к югу небесная синева была испятнана жёлтым — к небу поднимались клубы пыли от плотины и дым от окружающих её промышленных предприятий. Горизонт исчертили зигзаги проводов и высоковольтных опор, силуэты радаров — уродливых, но неминуемых спутников индустрии двадцатого века и войны. Три «МиГа» промчались над головами путешественников, и корабль подошёл к пристани; а высоко-высоко лазурное небо было исхлёстано белыми полосами инверсионных следов.

Джейн и Дэну запомнился разговор на обеде у Ассада о том, что произойдёт, если прорвёт Асуанскую плотину: огромная приливная волна разрушит долину Нила на всём её протяжении, а вместе с ней и половину Каира… такая угроза обращала в весёлую шутку все разговоры об угрозе тотальной войны с Израилем; Ахмад Сабри саркастически назвал этот Дамоклов меч «финальным ирригационным проектом». В Асуане реальность не просто вернулась к ним: она брала реванш, вызывая у Дэна отвращение. Им овладело внезапное отчаяние: путешествие окончено, конец мечте о другом путешествии, более долгом. Ассад хотел связать его с заведующим местной студией, даже пообещал, что сам приедет, но Дэн отклонил предложение. Студийное оборудование его не касалось, возможности натурных съёмок в пустыне были явно неограниченны, и ему просто нужно было почувствовать атмосферу этих мест. Сейчас он был искренне рад, что настоял на своём. Они могли остаться на корабле до утра, а затем перейти в отель «Старый водопад»; Дэн заметил, каким крохотным отель выглядит теперь на фоне уродливого «Нового водопада». Если бы Дэн был один, он покинул бы корабль тотчас же, но он понимал, что это оскорбит Джейн, настаивавшую на строгой экономии; поэтому он предложил компромисс — они всего лишь пропустят очередную запланированную экскурсию. Они же могут пуститься в свободное плавание под собственными парусами… могут и правда нанять фелюгу. Он изложил этот план, ссылаясь на профессиональную необходимость, не хотел торопить события. Джейн согласилась, по всей видимости, охотно.

Они дождались, пока не отбудут все остальные, а затем прошли к маленькой пристани, где в ожидании томился целый флот небольших фелюг, и, чтобы избежать споров, позволили завладеть собой первому же подошедшему к ним лодочнику. Это был мрачноватый молодой человек в белой галабийе и головном платке, перехваченном чёрным шнуром; с ним в лодке находился маленький мальчик. Звали лодочника Омар, он знал несколько самых простых английских слов, и вопреки тёмной коже черты его лица поразительно напоминали англосаксонские; к тому же у него были довольно светлые глаза. Казалось, он овеян духом Т. Э. Лоуренса [397] . Они медленно вышли к ветру, направляясь на север, в сторону песчаных утёсов на пустынном западном берегу, обогнули узкий конец Слоновьего острова. После теплохода им доставляло удовольствие плыть на лодке, был приятен её покой, её плавность. Коршуны парили над головами; охотились за рыбой крачки; над охряными утёсами кругами ходил сокол, а с бакена на конце острова поднялась, хлопая крыльями, огромная птица — скопа. Настроение у Дэна улучшилось, как только стал исчезать из вида шумный город. Молчаливость их кормчего пришлась ему по душе. Выше по течению уже виднелся остров Китченера, весь в густой, пышной зелени, и Дэн понял, что тут он наверняка не будет разочарован. Да и Джейн явно наслаждалась новым пейзажем. Они причалили и взобрались на утёс Коббет-эль-Хава — посмотреть скальные захоронения, те самые, где герр профессор впервые пережил странное ощущение вневременности. Здесь слишком долго обитали номады, так что сохранились лишь немногие красивые фрагменты и, по странной прихоти, теперь Дэну, недовольно ворчавшему в царских усыпальницах, недоставало мастерства и тонкости деталей. Выйдя наружу, они остановились на вершине; отсюда видны были острова посреди реки, бурно растущий город на восточном берегу и индустриальный пейзаж, протянувшийся к югу, далеко за пределы города. Он, словно скорпион, протягивал клешни, угрожая крохотному голубому и зелёному оазису, раскинувшемуся у их ног; этот вид напомнил Дэну вид на Лос-Анджелес с Мулхолланд-драйв, из окна квартиры, где жила Дженни. Странным образом гнетущее предчувствие пространственного вторжения перешло в ощущение краткости собственного, личного времени… как недолго они могут пробыть здесь, как кратко дозволенное им пребывание в этом оазисе! Гид, водивший их по захоронениям, указывал им на различные достопримечательности города, но Дэн не слушал, погружённый в собственные мысли.

И вдруг ему пришлось пережить несколько удивительных мгновений нарушения ориентации. Возможно, здесь действительно обитал некий genius loci [398] , хотя то, что ощутил Дэн, не было временным смещением: он словно оказался вне собственного тела, стал как бы фотокамерой, всего лишь запечатлевающей видимое, отчуждённой от сегодняшней реальности. Этот пейзаж, этот многоречивый гид, этот ветер, треплющий волосы стоящей рядом женщины… будто технический сбой в нормальном потоке сознания, затмение, эпилептический припадок… всего несколько секунд, но ему это показалось зловещим, неприятным, как если бы он сам и всё вокруг было всего лишь идеей в чьём-то чужом мозгу, не в его собственном.

Дэн заплатил гиду, добавив чаевые, и стал спускаться следом за Джейн по узкой тропе туда, где ждала их фелюга с двумя её владельцами. Ему хотелось рассказать Джейн о том, что с ним только что случилось, но он чувствовал, что старый немец почему-то владеет преимущественным правом на подобные вещи; его собственный рассказ мог прозвучать глупо, как восклицания по поводу deja vu, метафизическую странность которого передать невозможно, и разговор об этом всегда звучит несколько подозрительно для постороннего слуха. Мимолётность, иллюзия утраты ракурса… Ему уже приходилось пару раз пережить подобное — на съёмках, когда уставал. Всё существовало лишь как нечто, запечатлённое чужими глазами, чужим интеллектом; воспринимаемый мир истончался, становился, как яичная скорлупа, хрупкой раскрашенной поверхностью, рирпроекцией [399] … за которой — ничто. Тени, тьма, пустота…

Он смотрел на спину Джейн, спускавшейся перед ним по крутому склону. На Джейн были расклёшенные джинсы, блузка цвета бледной терракоты и сверху что-то вязаное, вроде свободного пиджака-пальто, слишком длинное для пиджака и слишком короткое для пальто — она часто надевала его, когда они совершали вылазки с корабля. Одеяние это было беззастенчиво sui generis [400] и больше, чем какое-либо другое, подчёркивало в его владелице характерную смесь былого безразличия к одежде, свойственного «синему чулку», с противоречащим этой черте, но вовсе не случайным убеждением, что выбор одежды есть выражение человеческой личности. А плетёная сумка придавала ей некую домашность, хозяйственность, будто она ещё и за покупками собралась; серебряный гребень придерживал волосы, но одна тёмная прядь выбилась наружу.