– Ну… книжка и правда дешевая. Мистер Башнер отдал мне ее
даром.
– Что мне выглядывать, Роланд? – спросил Эдди.
Роланд – он уже укладывался – пожал плечами.
– Захочешь спать, разбуди меня, – сказала Сюзанна.
– Будь спок.
Глава 4
Вдоль дороги тянулась заросшая травой канава. Эдди уселся на
другой ее стороне, кутаясь в одеяло. Этой ночью звездное небо затянула редкая
пелена рваных облаков. Дул сильный западный ветер; подставив ему лицо, Эдди
явственно различил звериный запах – ныне этими равнинами владели буйволы, и
ветер нес крепкий дух жаркой шерсти и свежего навоза. За последние несколько
месяцев к Эдди вернулась изумительная острота восприятия – небывалая,
потрясающая и в минуты, подобные этой, жутковатая.
Он уловил далекое, едва слышное мычание буйволенка.
Эдди повернулся в сторону города, и вскоре ему начало
казаться, что он, пожалуй, видит там далекие искры света – "лехтрические
свечки" из рассказа близнецов, – однако молодой человек отлично понимал,
что, возможно, лишь принимает желаемое за действительное.
"Ты, мил человек, за тридевять земель от Сорок второй
улицы, у черта на куличках. Надежда – великое дело, кто бы что ни говорил, но,
витая в облаках, не забывай: Сорок вторая улица далеко. Впереди не Нью-Йорк,
как бы сильно тебе того ни хотелось. Там Лад, Ладом он и останется, каков он ни
есть. Держи это в голове, и, может быть, выйдешь сухим из воды".
Время дежурства он коротал в попытках разгадать последнюю за
вечер загадку. После нагоняя, полученного от Роланда за шутку про мертвого
младенца, Эдди грызло недовольство, к которому примешивалось раздражение. Он с
удовольствием начал бы утро с того, что выдал бы хороший ответ. Конечно, по
книжке ничегонельзя проверить, но Эдди полагал, что, если загадка хороша,
удачный ответ очевиден.
"Бывает коротким и длинным бывает". Эдди подумал:
вот он, ключ, все прочее, по-видимому, попросту должно сбивать с толку.
Чтобывает иногда короткое, а иногда длинное? Штаны? Нет. Штаны, конечно,
попадаются всякие, и короткие, и длинные, но Эдди никогда не слыхивал, чтобы штаны
росли. Сказки? Как и штаны, сказки подходили тютелька в тютельку – но только в
одном отношении. Иногда и короткими, и длинными бывали пьянки…
– Обед, – пробормотал Эдди себе под нос, и на миг ему
почудилось, будто он наткнулся на разгадку: и оба прилагательных, и оба глагола
идеально увязывались с существительным. Обед мог быть коротким (гамбургер или
тунцовый паштет в закусочной) и длинным (по полной программе в ресторане), обед
мог расти (если заказать добавку) и, само собой, убывать. Вот только ни обеды
из нескольких блюд, ни тунцовый паштет не "найдешь у порога в мороз и в
жару".
На Эдди нахлынуло разочарование, и он невольно улыбнулся
себе – надо же, так раззадориться из-за безобидной игры в слова, взятой из
детской книжки! Тем не менее он обнаружил, что теперь ему чуть легче поверить,
будто из-за загадок люди и впрямь могли убивать друг друга… если ставки были
достаточно высоки и имело место мошенничество.
"Ну, хватит дурью маяться. Занимаешься именно тем, про
что говорил Роланд: тычешь пальцем в небо".
И все же, о чем еще ему было думать?
Тут в городе снова забили барабаны, и у Эдди появился новый
предмет для размышлений. Никакого постепенного нарастания звука не было – сию
минуту царила тишина, а в следующий миг гремело во всю мочь, словно кто-то
где-то повернул тумблер. Эдди подошел к краю дороги, повернулся лицом к городу
и стал слушать. Несколько мгновений спустя он огляделся – не разбудили ли
барабаны остальных, – но он по-прежнему был один. Эдди опять повернулся в
сторону Лада и приложил ладони к ушам, чтобы лучше слышать:
"Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум."
"Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум."
Эдди все больше убеждался: он не ошибся относительно того,
что это такое. По крайней мере, этузагадку он разгадал.
"Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум."
Подумать только: он стоит у пустынной заброшенной дороги в
мире, который едва ли не полностью обезлюдел; стоит приблизительно в ста
семидесяти милях от города, воздвигнутого легендарной погибшей цивилизацией, –
и слушает рок-н-ролл, партию ударных!.. Безумие – но большее ли безумие, чем
светофор, со звоном выбрасывающий ржавый зеленый флажок с надписью
"ИДИТЕ"? Или чем их неожиданная находка, обломки немецкого самолета
тридцатых годов выпуска?
Эдди шепотом запел слова зизитоповской песни:
Этой липкой дряни тебе
Надо ровно столько, чтоб шов на джинсе,
На клевой джинсе не разъехался вдрызг;
Я говорю – да-да…
Слова безупречно ложились на ритм. У Эдди не осталось
сомнений: над Межземельем гремела партия ударных из "Ширинки на
липучке".
Вскоре барабаны смолкли, так же внезапно, как загрохотали;
только ветер шумел в тишине да еле слышно плескалась вдалеке река Сенд, на ложе
не ведая сна.
Глава 5
Следующие четыре дня были небогаты событиями. Путники
провели их в дороге. Они смотрели, как увеличиваются в размерах и все четче
проступают на горизонте город и мост, делали привалы, ели, загадывали загадки,
по очереди дежурили (Джейк донял Роланда, и тот разрешил ему нести короткую
двухчасовую вахту перед самым рассветом), спали. Единственным примечательным
эпизодом был инцидент с пчелами.
На третий день после того, как они нашли сбитый самолет,
около полудня они услышали непонятное жужжание. Оно нарастало, пока не
поглотило все прочие дневные звуки. В конце концов Роланд остановился.
"Там", – сказал он и ткнул пальцем в сторону эвкалиптовой рощи.
– Похоже на пчел, – заметила Сюзанна.
Блекло-голубые глаза Роланда заблестели.
– Пожалуй, нынче вечером у нас будет скромный десерт.
– Не знаю, как и сказать тебе, Роланд, – сокрушенно
промолвил Эдди. – Видишь ли, я терпеть не могу, когда меня кусают.
– Кто ж это любит, – согласился Роланд. – Но день
безветренный, и, пожалуй, нам удастся окурить их и стянуть у сонных соты, не
спалив заодно полмира. Давайте поглядим.
И стрелок понес Сюзанну, жаждавшую приключений не меньше его
самого, к роще. Эдди с Джейком нехотя поплелись следом, а Чик, заключив,
по-видимому, что благоразумие и осмотрительность составляют лучшую часть
доблести, остался сидеть у Великой Дороги, по-собачьи шумно дыша и провожая
людей внимательным взглядом.
На краю рощи Роланд остановился.