— У меня вопрос, — прервал затянувшуюся паузу Джейк.
— Задавай, — повернулся к нему Роланд.
— Мы победим?
Роланд так долго молчал, что в душу Сюзанны начал
закрадываться страх.
— Они не догадываются, как много мы знаем. За долгие годы
утратили бдительность. Если Энди и Слайтман — единственные крысы в нашем
амбаре, если из Тандерклепа прискачет не слишком много Волков, если у нас не
закончатся тарелки и патроны… тогда, да, Джейк, сын Элмера. Мы победим.
— Сколько это, слишком много?
Роланд задумался, его выцветшие синие глаза смотрели на
восток.
— Гораздо больше, чем ты можешь себе представить, — наконец,
ответил он. — И надеюсь, гораздо больше, чем будет на самом деле.
5
Во второй половине дня Доналд Каллагэн стоял перед
ненайденной дверью, стараясь сосредоточиться на Второй авеню 1977 года.
Сконцентрировал внимание на ресторане «Чав-Чав», куда частенько заглядывал на
ленч с Джорджем и Люпом Дельгадо.
— Я всегда ел говяжью грудинку, — Каллагэн пытался
игнорировать пронзительный голос матери, доносящийся из черной глотки пещеры.
Когда он вошел в пещеру с Роландом, взгляд его сразу упал на шкаф с книгами,
который Келвин Тауэр переправил в этот мир. Так много книг! При виде их обычно
щедрое сердце Каллагэна переполнилось жадностью. Но интерес к книгам быстро
угас. Он успел вытащить лишь одну, наугад, «Вирджинца» Оуэна Уистера,
[72]
но
трудно думать о книге, кто твои умершие друзья и родственники честят тебя на
все лады.
Мать раз за разом спрашивала, почему он позволил вампиру,
этому мерзкому кровососу, сломать крест, который она ему подарила. «Ты всегда
был слаб в вере, — голос переполняла печаль. — Слаб в вере и силен в выпивке.
Готова спорить, ты бы и сейчас не отказался от стаканчика, так?»
Великий Боже, конечно же, не отказался. От виски. «Эйншент
эйдж». Каллагэн почувствовал, как на лбу выступил пот. Сердце билось в два раза
чаще обычного. Нет, в три раза.
— Грудинка, — пробормотал он. — С горчицей, — перед его мысленным
взором возникла пластиковая бутылочка, из которой выдавливалась горчица. Он
вспомнил и название фирмы, пропечатанное на этикетке: «Плочманс».
— Что? — спросил Роланд.
— Я говорю, что готов, — ответил Каллагэн. — Если ты
собираешься открыть дверь, во имя любви к Богу, открывай.
Роланд приподнял крышку ящика. В уши Каллагэна ударил звон
колокольцев, разом напомнив ему о слугах закона в их больших автомобилях.
Желудок сжался, из глаз брызнули слезы ярости.
Но дверь с щелчком открылась, полоса солнечного света
ворвалась в пещеру, разгоняя сумрак.
Каллагэн глубоко вдохнул и подумал: «О, Мария, зачавшая без
греха, помолись за нас, которые верят в Тебя». И ступил в лето 1977 года.
6
Оказался там, понятное дело, в полдень. Время ленча. Аккурат
перед рестораном «Чав-чав». Никто, похоже, не обратил внимания на его
появление. На подставке, у двери ресторана, стояла зеленая грифельная доска с
предлагаемыми на ленч блюдами.
ЭЙ ВЫ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В «ЧАВ-ЧАВ»!
БЛЮДА ДНЯ НА 24 ИЮНЯ
БЕФСТРОГАНОВ
ГОВЯЖЬЯ ГРУДИНКА (С КАПУСТОЙ)
ТАКО
[73]
«РАНЧО ГРАНДЕ»
КУРИНЫЙ СУП
И ПОПРОБУЙТЕ НАШ ГОЛЛАНДСКИЙ
ЯБЛОЧНЫЙ ПИРОГ
Отлично, на один вопрос ответ он уже получил. Эдди побывал в
Нью-Йорке 23 июня, он попал туда на следующий день. Что касается второго…
Каллагэн повернулся спиной к Сорок шестой улице и зашагал по
Второй авеню. Однажды оглянулся: дверь в пещеры следовала за ним, как
ушастик-путаник всегда следовал за мальчиком. Увидел он и сидящего Роланда,
который вставил в уши патроны, чтобы приглушить сводящую с ума мелодию
колокольцев.
Он отшагал два квартала, прежде чем остановиться, с широко
раскрытыми глазами, отвалившейся челюстью. Они говорили, что этого следовало
ожидать, и Джейк, И Эдди, но Каллагэн им не верил. Ожидал, что найдет
«Манхэттенский ресторан для ума» в целости и сохранности, застывшим под теплым
летним солнцем. Может, даже с надписью на листке бумаги в витрине: «УЕХАЛ В
ОТПУСК. ВЕРНУСЬ В АВГУСТЕ». А уж в том, что с магазином ничего не случится,
Каллагэн не сомневался.
Однако, случилось. И от магазина осталось совсем ничего.
Обгоревшие стены, окруженные желтой лентой с повторяющими словами: «ПОЛИЦЕЙСКОЕ
РАССЛЕДОВАНИЕ». Подойдя ближе, он уловил запахи обуглившегося дерева, сгоревшей
бумаги и… очень слабый… бензина.
Пожилой чистильщик обуви, устроившийся рядом с обувным
магазином, сказал Каллагэну: «Безобразие, не правда ли? Слава Богу, там никого
не было».
— Ага, мы говорим, спасибо. И когда это произошло?
— Глубокой ночью, когда же еще? Или ты думаешь, что эти
бандиты будет разливать бензин ясным днем? Они не гении, но им хватает ума не
светится.
— А может, во всем виновата проводка? Может, причина —
короткое замыкание?
Чистильщик обуви бросил на Каллагэна циничный взгляд. «Да
брось ты», — читалось в нем. Указал вымазанным в гуталине пальцем в сторону
пожарища.
— Ты видишь желтую ленту? Видишь желтую ленту со словами
«ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ» вокруг магазина, который, по твоему мнению,
загорелся сам по себе? Ни в коем разе, друг мой. Ни в коем разе, Хосе. Кела
Тауэра взяли за жабры плохие люди. Взяли крепко. Об этом тут все знали, — он
закатил глаза. — Даже не хочется думать об ущербе, который ему причинили. У
него в подсобке хранились дорогие книги. Очень дорогие.
Каллагэн поблагодарил чистильщика за его откровения и вновь
зашагал по Второй авеню, но уже в обратную сторону. Глубоко вдыхал городской
воздух, насыщенный углеводородами, впитывал в себя каждый городской звук:
урчание автобусов (борта некоторых украшали постеры выходящего на экраны фильма
«Ангелы Чарли») грохот отбойных молотков, автомобильные гудки. Около магазина
«Башня выдающихся записей» притормозил, заслушавшись льющейся из динамиков
музыкой. Эту старую песню он не слышал уже много лет, но она была очень
популярна, когда он служил в Лоуэлле. Что-то про дудочника в пестром костюме.