Прежде чем она успевает добраться до мужчины с чашкой из
вощеной бумаги, он поворачивается. На нем действительно фуфайка с надписью «Я
ПЬЮ НОЗЗ-А-ЛА», но это она едва замечает. Перед ней он, и вот это она замечает
очень хорошо. Эдуард Кантор Дин. Но и это становится второстепенным, потому что
в его глазах она видит именно то, чего так боялась. Абсолютное недоумение. Он
ее не знает.
Потом, нерешительно, он улыбается, и улыбку эту она помнит,
всегда любила ее. Опять же, никакой он не наркоман, она понимает это сразу.
Видит по лицу. А прежде всего, по глазам. Хор из Гарлема поет, а он протягивает
ей чашку горячего шоколада.
— Слава Богу, — говорит он. — Я уже подумал, что шоколад мне
придется пить самому. Что голоса — плод моего воображения, и я просто сходил с
ума. Это… ну… — он замолкает, недоумения в глазах еще прибавляется, хотя вроде
бы больше некуда. — Послушай, ты приехала сюда ради меня, не так ли?
Пожалуйста, скажи мне, что я не выгляжу в твоих глазах посмешищем. Потому что я
сейчас нервничаю совсем как длиннохвостый кот в комнате, заставленной
креслами-качалками.
— Нет, конечно, — отвечает она. — Никакое ты не посмешище, —
она вспоминает историю Джейка о голосах, которые спорили в его голове, один
кричал, что Эдди мертв, другой — что жив. И оба свято верило в то, что
говорили. Она, пусть и не в полной мере, представляла себе, как это ужасно,
слышать в голове другие голоса, потому что кое-что знает о других голосах.
Странных голосах.
— Слава Богу, — восклицает он. — Тебя зовут Сюзанна?
— Да, — кивает она. — Мое имя — Сюзанна.
Горло у нее совершенно пересохло, но ей удается выговорить
эти слова. Она берет у него чашку, и маленькими глоточками, через слой сливок,
пьет горячий шоколад. Он сладкий и хороший, вкус этого мира. С улицы доносятся
автомобильные гудки, таксисты торопятся хоть что-то заработать до того, как
снегопад перекроет движение. И звуки эти тоже ей нравятся. Улыбаясь, он
протягивает руку и стирает капельку сливок с кончика ее носа. От его
прикосновения ее пробивает разряд электрического тока, и она знает, что он тоже
это почувствовал. И вот тут ей приходит мысль о том, что он вновь поцелует ее в
первый раз, вновь переспит в ней первый раз, вновь влюбится в нее в первый раз.
Возможно, он все это знает, голоса сказали ему, но она знает об этом из куда
более надежного источника: с ней все это уже случилось. Ка — колесо, говорил
Роланд, и теперь у нее нет сомнений в том, что это — истина. Ее воспоминания о
(Срединном мире)
где и когда стрелка становятся все более смутными, но она
думает, что помнит достаточно много, чтобы знать: все это с ней уже
происходило, и воспоминания эти связаны с чем-то невыразимо грустным.
Но, одновременно, это хорошие воспоминания.
Эти воспоминания — чудо, вот что это такое.
— Тебе холодно? — спрашивает он.
— Нет, я в порядке. А что?
— Ты дрожишь.
— Это от сладости сливок, — а потом, глядя на него, она
высовывает язык и слизывает толику присыпанной мускатным орехом белой пены.
— Если тебе сейчас не холодно, то будет, — продолжает он. —
По радио сказали, что вечером будет мороз. Поэтому я тебе кое-что купил, — из
заднего кармана он достает вязаную шапочку, из тех, что натягивают на уши. Она
смотрит на шапочку и видит, что на ней вывязаны слова: «СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА».
— Купил в «Брентос», на Пятой авеню, — говорит он. Сюзанна
никогда не слышала об универмаге «Брентос».
«Брентанос» — да, книжный магазин, но не «Брентос». Но,
разумеется, в Америке, где она родилась и выросла, она не слышала ни о напитке
«Нозз-А-Ла», ни об автомобиле «Такуро спирит».
— Голоса присоветовали тебе купить эту шапочку? — теперь она
его немного подкалывает.
Он краснеет.
— Если уж на то пошло, фактически, да. Примерь. Шапочка
подходит идеально.
— Ответь мне на один вопрос, — говорит она. — Кто сейчас
президент? Ты же не собираешься сказать, что это Рональд Рейган
[118]
, не
так ли?
Он бросает на нее изумленный взгляд, потом улыбается.
— Что? Этот старик-актер, которые вел на ти-ви передачу «Дни
в Долине смерти»? Ты, конечно, шутишь, да?
— Нет. Я всегда думала, что именно ты шутил насчет Ронни
Рейгана, Эдди.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Ладно, просто скажи, кто сейчас президент.
— Гэри Харт
[119]
, — отвечает он, словно говорит с ребенком.
— Из Колорадо. Он едва не вышел из президентской гонки в 1980 году, я уверен,
вы помните, в связи «Обезьяньим делом». А потом сказал: «Да пошли они все, если
не понимают шуток», и продолжил кампанию. Все кончилось его безоговорочной
победой.
Он пристально всматривается в нее, и его улыбка блекнет.
— Так ты не разыгрываешь меня?
— А ты разыгрываешь меня насчет голосов? Которые звучат в
твоей голове? Тех самых, что будят тебя в два часа ночи?
Эдди чуть ли не в ужасе таращится на нее.
— Как ты можешь это знать?
— Долгая история. Может, когда-нибудь и расскажу тебе, —
отвечает она, думая при этом: «Если еще буду ее помнить».
— Это не только голоса.
— Правда?
— Да. Ты мне снишься. Уже несколько месяцев. Я ждал тебя.
Послушай, мы незнакомы… это безумие… но тебе есть, где остановиться? Нет, я
прав?
Она кивает. Копируя Джона Уэйна
[120]
(а может, Блейна)
отвечает: «В Додже я — незнакомец, странник».
Сердце ее бьется медленно и гулко, но она чувствует
поднимающуюся волну радости. Все будет хорошо. Она не знает, что именно и как,
но да, все будет хорошо. На этот раз ка на ее стороне, а сила ка огромна. Она
знает это по собственному опыту.