Дружный вопль из здоровых молодых глоток докатился, пожалуй,
до самого Таллина.
* * *
...Непоправимое случилось на двенадцатой минуте второго
тайма. До того все шло прекрасно. Просто отлично все шло – «Кагульцы» вели
два-ноль, гости яростно оборонялись... но что они могли противопоставить
слаженной многочисленными матчами команде и несокрушимому Спартаку, стоящему на
воротах? Спартаку, который все детство провел на площадке за домом и взял
столько мячей, сколько не снилось всем голкиперам, вместе взятым? Только злость
они могли противопоставить, а злость, согласитесь, плохой помощник.
Пока все шло отлично!
На исходе одиннадцатой минуты невысокий, но плотный и юркий,
как колобок, Артур Дзоев перехватил подачу и рванул к воротам противника.
Трибуны (сиречь простые лавки из хозблока, вынесенные на свежий воздух), где
расположился командный состав обеих команд, взревели. Ревела и «галерка» –
сиречь простые летуны, плотным кольцом окружившие поле. Артур ловко ушел от
защитника, быстро огляделся, кому бы можно было дать пас, поскольку на него уже
раскочегаренным паровозом пер здоровенный полузащитник, никого не нашел и
решился на прорыв. Два тела сшиблись в воздухе, упали, потом Артур вскочил,
завладел мячом и...
– Бля-а-а!!! – вопль катающегося по траве
полузащитника, обхватившего руками ногу, перекрыл крики болельщиков.
* * *
– ...И что же теперь будет? – негромко спросил Айно,
меряя шагами кубрик.
– А я знаю? – вопросом на вопрос ответил лежавший
поверх постели Спартак. – Расстреляют Артура, наверное.
– Плохая шутка.
– Ну не его, так того, кто предложил этот матч устроить...
Ну не расстреляют, так посадят. А что ты хочешь? Люди шибко секретные,
серьезные, готовятся к... к чему-то, а тут бац – и какой-то хрен запросто
ломает одному из них ногу. Я бы рассердился. А с какой стати, по-твоему, уже
сутки никого из кубрика не выпускают? Сами решают чего-то, заседают, а нас
практически под замок. За что, спрашивается?
Айно горестно вздохнул.
– Нам-то что теперь делать? Надо парня выручать...
– Как? Коллективное письмо написать?
– Зачем, если можно лично обратиться... – он помолчал и
вдруг страшным голосом спросил: – Ты видел, кто во втором ряду на трибуне
сидел? В шляпе фетровой?
– Не-а, я за мячом следил. А кто?
Айно зачем-то оглянулся по сторонам, хотя в помещении они
были только вдвоем, – вчера белого как кость Артура сразу после трагедии
увели невесть откуда взявшиеся мрачные типы в длинных плащах, – и
прошептал:
– Он еще днем прилетел, на «Ли-2», я видел.
– Да кто?
Айно сложил два пальца колечком и приложил к глазам,
изображая очки.
Спартак ни фига не понял. Но переспросить не успел: в дверь
тихо, но уверенно постучали, потом дверь отворилась, и на пороге возник
давешний тип в плаще до пят.
– Спартак Котляревский, есть тут такой? – вполне
доброжелательно поинтересовался он.
В горле Спартака мигом пересохло. Айно смотрел на приятеля с
ужасом.
– Я – Котляревский, – выдавил из себя Спартак,
вставая. – А... С кем имею честь?
– Попрошу пройти со мной, – сказал гость. –
С вами хотят побеседовать. – И добавил успокоительно: – Вещи
можете оставить здесь. Пока.
«Началось», – только и подумал Спартак.
Они пересекли плац, подошли к входу в командный пост. На
пороге их встретил военный с небольшим квадратиком усов, в малиновых петлицах
которого располагались четыре ромба. Интересно, а что, позвольте узнать,
командарм первого ранга делает на аэродроме?..
Спартака, можно сказать, передали с рук на руки, и вниз, в
помещение поста, его вел уже молчаливый командарм. Недлинный коридор, несколько
дверей по обе стороны. Остановились напротив одной из них – ничем эдаким от
прочих не отличающейся. Командарм постучал, приоткрыл, сказал внутрь несколько
слов и, по-видимому, дождавшись ответа, сделал шаг в сторону. Мол, заходи,
братишка, не боись.
Спартак пожал плечами и зашел.
И замер на пороге.
Кого угодно он ожидал увидеть – родного перепуганного
командира, чужого разозленного командира, обоих командиров вместе, в мясо
пьяных... но только не его.
* * *
– Проходи, Котляревский, что же ты стоишь в дверях? –
сказал Лаврентий Павлович и указал на свободный стул.
Больше никого в кабинете не было, только портрет Ленина на
стене. Бежевый плащ Берии был небрежно брошен на стол, а поверх него – фетровая
шляпа.
Нельзя сказать, чтобы Спартак ошизел от ужаса, нет. Конечно,
он был потрясен – а кто, спрашивается, не был бы потрясен, лицом к лицу
столкнувшись с человеком, портреты которого носят на каждой демонстрации, с
другом и соратником самого Сталина? Вот то-то.
Но Спартак быстренько взял себя в руки, вытянулся во фрунт и
отчеканил:
– Товарищ народный комиссар, лейтенант Котляревский по
вашему приказанию...
– Ай, оставь ты это, – перебил, поморщившись,
нарком. – Какое приказание? Какое я имею право тебе приказывать? У тебя
свой командир есть... Садись уже. Давай знакомиться.
Спартак сел. Помолчали. Стеклышки знаменитого пенсне
бликовали в свете лампы, и глаз Берии никак не удавалось разглядеть. Это было
неприятно, но терпимо.
Спартак вдруг вспомнил, что нарком очень неравнодушен к
футболу и болеет за свое любимое «Динамо» – команду НКВД. Так что же, это он
специально прилетел – на игру посмотреть? Или так совпало?
А потом глупая, но смешная мысль пришла ему в голову. Чтобы
быстренько прекратить войну, нужно выпустить на поле вождей СССР и Германии –
нехай пары выпускают. А что? Вот бы игра получилась, матч всех времен и
народов!
Гитлера и товарища Сталина, присвоив им первые номера,
поставить в ворота, пускай оберегают последний рубеж и сзади подгоняют
лозунгами ленивых. Канарис и товарищ Берия будут играть в защите: по должности
положено. Ворошилова и Буденного определить в форварды, чтоб прорывались в штрафную
площадку лихими кавалерийскими наскоками мимо Бормана и Геринга. Товарища
Жданова пристроить на северо-западный край, пусть бегает по бровке и навешивает
на бритую голову Хрущева. Ведь все население Земли прильнет к радиоприемникам,
затаив дыхание и вслушиваясь в потрескивающую помехами трансляцию: «Риббентроп
обходит Молотова, пасует Геббельсу, вместо уставшего Гиммлера гитлеровцы
выпускают на замену свежего игрока Шелленберга, Мюллера удаляют с поля на
первой же минуте за грубую игру...» Да, а судьей взять Чемберлена, он любит
выступать арбитром в международных делах. Хотя нет, Чемберлен не годится, будет
подсуживать немцам; лучше Рузвельта, ведь американцам пока до фонаря
европейские баталии...