Вот только то, что он авантюрист и самозванец, не делает его
менее опасным ни на самую капельку. Поскольку умен, хитер, крови не боится и
обосновался здесь надолго.
Время, время… Кареев огляделся.
«Газель», как ей и полагается, выглядела заброшенной, без
единого пассажира. Снайпера высмотреть было, понятное дело, невозможно.
Затесавшиеся в курортную публику опера знать о себе, конечно же, не давали.
«Табор» старательно демонстрировал свою абсолютную непричастность к серьезным
делам: двое так и дремали, якобы на солнышке, Доронин с блаженным видом
присосался к полуторалитровому баллону с яркой этикеткой популярного пива (на
самом деле там был не особенно крепкий чай). Уланов, безмятежно бряцая по
струнам и конкурируя с музыкой из духана, с наигранной хрипотцой и неподдельным
чувством громыхал:
Запоминайте!
Приметы — это суета,
Стреляйте в черного кота,
Но сплюнуть трижды никогда
Не забывайте!
И не дрожите!
Молясь, вы можете всегда
Уйти от Страшного суда —
А вот от пули, господа,
Не убежите!
[6]
Смешно, но именно эти строфы Карееву очень понравились: в
них была своя сермяжная правда, сделать бы так, чтобы правдочка эта всегда
срабатывала касательно клиентов.
Рация в нагрудном кармане бушлата требовательно
засвиристела. Не было нужды в напоминаниях, он и сам знал, что время пришло,
пора. Действия расписаны и просчитаны: Абу-Нидаля и его спутников следует брать
прямо в машине, глушить и ломать с ходу, не дав времени схватиться за оружие.
Они не должны ничего заподозрить, на протяжении пути их останавливали уже не
раз, с чего бы шейху и его подельникам опасаться именно этого поста? Они не
намерены ввязываться ни в какие схватки, поскольку, по сообщению агента, везут
в Краснодар некий чрезвычайно важный груз, так что будут вести себя тишайше,
благонамереннейше…
А вот ему самому следует незамедлительно скрыться с глаз
долой. Не стоит недооценивать иные заграничные конторы, с коими, малому дитятке
известно, и Накир, и Абу-Нидаль повязаны теснейшим образом. Вполне может
оказаться, что персона генерала Кареева уже красуется на снимках, имеющихся в
распоряжении упомянутых заграничных контор. Причем, что особенно досадно,
утечка могла произойти не в результате пронырливости откровенно вражеских
резидентов, а из-за того, что иные бывшие свои — сейчас стопроцентные чужие,
взять, к примеру, генерала Гамкрелидзе, и они, стремясь поскорее вписаться в
обслугу новых хозяев, сдают все, чем богаты… Но кто же знал прежде, что именно
так обернется? И ничего тут не поделать.
Размашистыми шагами Кареев направился к зданию, вошел внутрь
и, когда к нему обернулись и оба радиста, и сидевший в углу местный майор из
оперов, распорядился сухо, четко, без тени суеты или возбуждения:
— Все. Работаем.
Майор вынул рацию, а радистам особо трудиться не пришлось,
достаточно было произнести в маленькие черные микрофончики, располагавшиеся у
губ на гнутых стебельках, необходимые слова. Точнее, одно единственное слово:
— Бульдозер!
И коротко, и достаточно специфично, не спутаешь…
Ну, вот и все, ребята!
Возле «газели», как чертик из коробочки, объявился ничем не
примечательный шоферюга средних лет, с грохотом поднял капот и принялся
копаться в моторе — где у него, невидимый окружающему миру, помещался под
рукой автомат «Каштан» с глушителем. Те, что укрывались в кузове, разумеется,
так там и остались, но были наготове. Где-то там, наверху, изготовился снайпер.
За полкилометра отсюда пилот вертолета запустил двигатель, и лопасти медленно
сделали пару первых оборотов. Мобильные группы прекратили движение и съехали на
обочину в ожидании дальнейших распоряжений.
В «таборе» никаких особенных изменений не произошло —
разве что Доронин завинтил пробочку и, отставив бутылку, повернулся лицом к
дороге, а Уланов лениво положил гитару рядом с собой и словно бы мимолетно
коснулся пальцами полы бушлата. Двое якобы дремавших неторопливо потянулись и,
все так же лежа, чуточку переменили позы — чтобы оказаться в положении, из
которого можно мгновенным рывком взметнуться на ноги.
Кареев ничего этого не видел — он стоял у окна и
смотрел на дорогу. Бежевый «москвич», фура немецкого производства, синяя
«восьмерка»… Посторонних мыслей в этот момент иметь вроде бы не полагается, но
в подсознании у него все же сидела занозочка: одного из пожирателей шашлыков
он, несомненно, видел раньше и давненько, причем знакомство было тесное. В
розыске он не числится, к отлову не предназначен, иначе Кареев сейчас не гадал
бы, а в момент вспомнил, с кем столкнулся. И тем не менее… Определенно
пересекались давненько тому, причем по работе… Ягупов? Бергер? Нет, это все не
то, с Чечней ассоциации всплывают… Гулямов, Самур-Придурок? Нет, речь
безусловно шла не о боестолкновениях, не о вооруженной вражине… И не своего,
отечественного вспоминаешь — память подсовывает файлик с заголовком «импорт».
Стамбульский связной? Уже теплее, теплее, ситуация была
такая, что не с оружием связана, а именно с безоружной гнусью… Так-так-так…
Джинн… покойничек Джинн и все сопутствующее… Крамаренко? Да нет, при чем тут
Крамаренко, тот с оружием был…
Нидерхольм!!! Точно, Нидерхольм! Сколько лет не виделись,
откуда ж он взялся, паскуда лысая? Это, точно, Нидерхольм, никакой путаницы!
Объявился опять, надо же.
И тут же думать о постороннем стало совершенно уж
некогда — на дороге показалась белая «шестерка» со знакомыми номерами.
Кареев так и впился в нее взглядом. Он стоял у окна, не в состоянии ни помочь,
ни помешать: наступил момент, когда события развиваются без какого бы то ни
было начальства, сами по себе, и ничего не зависит даже от верховного
главнокомандующего…
Капитан Климентьев, тщательно все рассчитавший, уже шагал по
обочине навстречу машинам, инстинктивно притормаживавшим при виде поста.
Автомат за спиной, полосатая палочка виртуозно крутится в руке, на лице
написаны скука и даже лень: вот он, классический «асфальтовый косильщик»,
извольте любить и жаловать, а лучше купюрку, граждане, приготовьте, не ждать же
мне, пока вы нарушите…
Он все точно продумал и воплотил в жизнь, повинуясь
недвусмысленному указанию полосатого жезла, белая «шестерка» притормозила
(вынуждена была притормозить) в аккурат напротив «табора». Отложивший гитару
Уланов вышел к обочине со своей стороны и, вроде бы простецки почесывая пузо (а
на самом деле уже успев большим пальцем отстегнуть коротенький ремешок
«горизонталки»), во весь голос осведомился:
— Командир, может эти в Геленджик?
Покосившись на него без всякого пиетета, Климентьев так же
громко отозвался:
— Куда они вас всех запихнут, вояки? Подходящую попутку
ищите…