На другой стороне дороги, у самого блокпоста, давно уже
торчала остановившаяся по каким-то своим загадочным надобностям белая «газель»
с гражданскими краснодарскими номерами и единственным невеликим окошком в
закрытом кузове. Водителя при ней видно не было, стекла обоих передних дверей
опущены, окошко кузова открыто. Совершенно непонятная машина, но кто будет к
ней приглядываться, проезжая? Стоит себе и стоит…
Внутри машины помещались две тройки в полной выкладке —
и сапер Тимофей с полным набором профессиональных причиндалов. Жары особенной
не было, и потому укрывшимся внутри приходилось не так уж и скверно, бывает и
похуже.
Это все были декорации, открытые для постороннего обозрения.
Двух радистов с набором сложной аппаратуры, сидевших в корявом бетонном
сооружении, никто видеть не мог. И уж ни одна живая душа, кроме посвященных, не
подозревала, что на высоте метров в тридцать, в уютном местечке на склоне
подступавших к самой автостраде горных отрогов с девяти утра расположился
снайпер. В полукилометре отсюда, скрытый горами от дороги, стоял на поляне
вертолет, который, чем черт не шутит, мог и понадобиться — а по обе
стороны от поста, на значительном отдалении, разместились мобильные группы,
готовые в зависимости от обстановки или перекрыть дорогу, или перехватить странников,
если их не удастся взять на посту.
Одним словом, изрядный кусок территории был накрыт, освоен,
подготовлен. Но это ничуть не прибавило Карееву доброго настроения. Сердце с
утра снова неприятно ныло и угомонилось только после двух таблеток, сиреневой и
белой, но причина дурного расположения духа виделась отнюдь не в том.
Во-первых, ему категорически не нравилась бойкость трассы,
где предстояло работать. Протянувшаяся вдоль побережья магистраль, пролегавшая
вдоль отрогов Большого Кавказского хребта, в это время года и дня была
прямо-таки забита машинами, сновавшими в обе стороны. Перекрыть ее совершенно
нереально из-за отсутствия объездных дорог, а ведь, когда начнется, любой
гражданский, имевший несчастье тут оказаться, мог стать потенциальной мишенью,
которую практически невозможно уберечь от шальной пули или осколка.
Во-вторых, наибольшее раздражение вызывало даже не это, а
расположившееся метрах в пятидесяти от блокпоста летнее кафе под названием
«Духан батоно Тенгиза». Кирпичная кухонька, где жарили шашлыки и прочее, еще
парочка кирпичных же домиков, игравших роль подсобок, два десятка столов под
зелеными навесами на столбиках, аккуратненький туалет, огромная вывеска с
черными надписями-узорами по зеленому фону. С размахом устроенное предприятие.
И, как всегда в это время дня, прямо-таки ломившееся от посетителей: водителей
и пассажиров частных легковушек, дальнобойщиков, туристов с экскурсионных
автобусов, кативших на Пшадские водопады, в Сочи или Геленджик. Машин на обширной
автостоянке — битком, как и народу под навесами. Музыка, аппетитный дымок,
беззаботный гомон, шортики-маечки… мишеней, мать твою, выше крыши возможных
мишеней!
И ничего нельзя было с этим поделать. Гораздо проще
оказалось изъять с поста обычно торчавших там милиционеров — собиравшаяся
сюда очередная смена получила приказ отбыть на другие точки, никто ничего не
заподозрил, никто не стал удивляться и пересуды разводить.
Намного сложнее получилось с батоно Тенгизом и его
персоналом в количестве четырех человек — два повара-племянника и две
официантки. Разумеется, всю пятерку волевым решением можно было в два счета
притормозить в Геленджике: собрать всех в солидном учреждении, предъявить
грозное удостоверение и добром, но настоятельно попросить сегодня в заведение и
носу не казать. Или ради дела допустить некоторый произвол — вообще
изолировать всех пятерых до вечера, наплевав на гражданские права и свободы.
Технически это сделать несложно.
Ну, а если кто-то из пятерых — связь Абу-Нидаля? Если
Абу-Нидаль должен тут встретиться не с кем-то из проезжих посетителей духана, а
как раз с кем-то из персонала? И, узрев полностью безлюдное заведение или не
получив должного сигнала, что вероятнее, выкинет непредсказуемый фокус? И брать
его придется вовсе не здесь, в отлично подготовленной засаде, а где-то на
трассе, среди потока машин, импровизируя и подвергая риску гораздо больше
мирного народа? Вот то-то и оно. Если пятерку не закрыть — кто-то из них,
вполне может статься, вынет мобильничек и просигнализирует. Если их все же
закрыть, отобрав средства связи — молчание само по себе будет сигналом
тревоги и… В общем, смотри выше.
Короче — ситуация-с. После долгих прикидок, дискуссий и
прокачек было все же решено духан не закрывать, а это автоматически требовало
от Кареева и его людей отточенной ювелирности в работе.
Ставка очень уж велика. По донесению махачкалинского агента,
сегодня в Краснодар по означенной трассе проследует Абу-Нидаль собственной
персоной с парочкой нукеров. К этой информации отнеслись со всей серьезностью,
поскольку исходила она от источника надежного. Прошлое его сообщение о группе
пустившихся в путь бандюганов оказалось стопроцентно верным, полковник Рахманин
перехватил их именно на указанном маршруте и одного даже ухитрился взять. Так
что и теперь следовало думать, что дело они имеют не с дезой, и есть реальный
шанс познакомиться наконец с Абу-Нидалем вблизи, чайком угостить, сальцем
попотчевать, за жизнь поговорить обстоятельно и подробно…
Ах, какая яростная надежда охватила Кареева!
Абу-Нидаль — это вам не рядовой ваххабит, это, знаете ли, фигура и фирма:
финансы, диверсии, кладезь информации, связи как с Грузией, так и с Ближним
Востоком, не говоря уже о Стамбуле-Константинополе. Короче, сам сдохни, а живым
возьми.
Потому что захваченный Рахманиным «язык» оказался, как это
ни прискорбно, вовсе не ценным приобретением, а, по большому счету, непригодным
в хозяйстве дерьмом собачьим. Что уже установлено достоверно. Рядовой скучный
басмач с унылой стандартной биографией, каких пучок на пятачок. В секреты не
посвящен, стратегических планов и долгосрочных замыслов не знает, ценился за
тупую исполнительность и, если можно так выразиться, служебное рвение. Именно
ему Абу-Нидаль и поручил при угрозе захвата без церемоний ликвидировать
боевика, несшего ценный груз — чтобы к гяурам живьем не попал, язык не
распустил, как шнурок.
А уж покойничку, коего без малейших душевных колебаний
пристрелил в затылок свой же товарищ, безусловно было что порассказать! Его уже
успели пробить по базе данных и результаты получили интересные: высшее
образование, инженер, до того как прельститься ваххабизмом, считался неплохим
специалистом в радиоэлектронике, сволочь такая…
И груз у него оказался интереснее некуда: дюжина
радиовзрывателей, импортных, армейских, известных до сих пор исключительно
теоретически. Отличная штука для тех, кто понимает, способна действовать и в
режиме часового механизма, и по радиосигналу, максимально защищена от помех и
посторонних воздействий, влагонепроницаемая, ударопрочная, одним словом,
идеальная приблуда для диверсанта.
Было о чем порассказать покойничку, было, не зря к нему
Абу-Нидаль заранее приставил персонального палача… Как и следовало ожидать,
такая информация вызвала наверху прилив нешуточного раздражения. Никаких
распеканий, конечно, никто не стучал кулаком по столу, не разорялся, не грозил
отправить в Мурманск заведовать продскладом — но от этого ничуть не легче.
Потому что отдельные реплики все же имели место.